Дара Преображенская - Монологи с размышлениями

Папа рассказывал, как однажды он с Валентиной целый день бесились на свежем воздухе – грядки так и остались нетронутыми. Бабушка пришла обратно домой. Увидев, что дети проигнорировали её задание, она по-простому сорвала веник крапивы и начала гоняться за ними по огороду, приговаривая при этом:

– Ах, вы, такие-разэдакие!

Папа рассказывал, что у него остались воспоминания из детства – мать идёт из бани, вокруг лютая сибирская зима, но ему тепло, потому что бабушка держит его – маленького ребёнка, под шубой. Он помнил также, как он с Васькой лежал на печи в доме и тихонько засыпал. А в доме велись размеренные усыпляющие разговоры. Увы, бабушка Нина прожила тяжёлую жизнь. Первый её муж повесился, второй не любил её, она практически сама «подняла» и воспитала троих детей – Александра, Василия и Валентину.

Всё это не могло не сказаться на её здоровье. Я помню, как я очень боялась бабушку, потому что она гонялась за мной по двору, не давая играть с подружками. Я убегала от неё, а она всё равно находила меня. Один сосед по дому однажды сказал маме:

– Почему Вы оставляете ребёнка с этой женщиной?

Мама ответила:

– Это – моя свекровь.

– Она же искалечит вашу дочь, – сказал сосед.

У бабушки было заболевание «старческий склероз», влияющее на её поведение и память. Бывало, она встанет на подоконник во весь рост, раскинет в стороны руки и так и стоит. Родители спрашивали бабушку:

– Почему ты за ней бегаешь по двору?

Она, пожав плечами, говорила:

– Нужна она мне очень! Пусть бегает!

Когда мне было ещё несколько месяцев, а тогда не предоставляли женщине после родовый отпуск такой длительности, как сейчас, мама ушла на работу (она работала постовой медсестрой в детской соматике) и оставила в холодильнике специально для меня в бутылочках кефир из молочной Кухни. Мама перестала кормить меня грудью, когда мне исполнилось четыре месяца (у неё тогда произошло отравление после съеденной рыбы, поднялась температура, и вмиг исчезло молоко).

Мама очень беспокоилась за меня и звонила домой:

– Ой, – махала рукой бабушка, отвечая по телефону, – а она орьёть и орьёть! И чё ей надо?

– А ты её кормила? – спрашивала мама.

Оказалось, что бабушка просто забыла меня покормить.

Однажды, когда мне был всего годик, мы с бабушкой потерялись. Мама рассказывала, как они с отцом целый день искали нас, но не могли найти. В тот день прошёл сильный дождь. Мы вернулись уже под вечер, высохшие после дождя.

– Бабушка, куда вы ходили? – спросила мама.

– А мы всё тут были, – беззаботно отвечала бабушка Нина, будто ничего особенного не произошло.

Не помню, куда в тот день мы уходили; помню только, что в тот день на мне был белый платочек с узорами в виде ярко-красных земляничек.

Ещё папа рассказывал про бабушкины странности тот эпизод – когда брат Вова учил уроки, она таскала его за ухо, приговаривая при этом:

– Сюсило-сюсило, сему мать усила. Не бздеть, не пердеть, не в окошечко глядеть.

Вовка обижался на неё.

– Не обижай бабушку, – говорила мама, – она – старенькая.

Когда мама только забеременела мной, она поначалу боялась рассказать бабушке, своей свекрови, об этом радостном событии. Что-то, какое-то «шестое чувство» мешало ей сделать это. Бабушка узнала только лишь от соседей. Она восприняла это негативно.

– Ишь чё придлумали! – воскликнула она, – Не буду я водиться! Пусть сами водятся!

Брата Вову она любила, почему-то считая его своим сыном, ведь к тому времени у неё совсем почти не было памяти.

Мама рассказывала, что отношения со свекровью у неё были нормальные, однако бабушка обижалась, возможно, потому что все старики бывают капризными и придирчивыми.

– Меня сноха обижает, – говорила она соседям.

Мама рассказывала, что тогда соседи даже «ополчились» на неё всем подъездом. Но мама вообще-то всегда заботилась о бабушке, делала ей уколы, кормила её. Она не чувствовала материнской любви в детстве и несмотря на это, заботилась о бабушке, как заботится дочь о родной матери. Когда, наконец, соседи поняли это, они перестали косо смотреть в мамину сторону. Одна соседка как-то сказала:

– Мы уже хотели к тебе с претензиями идти, Тамар. А потом, когда всё поняли, сказали твоей свекрови, дескать, что тебе-то на свою сноху обижаться нечего. Она заботится о тебе.

Бабушку пришлось отправить обратно в Горно-Алтайск к сестре Валентине. Мама рассказывала, что, прощаясь с ней, она рыдала, потому что чувствовала тогда, что никогда её больше не увидит.

….Бабушка умерла через два года после того, как уехала от нас. Проблески в её сознании стали происходить всё реже и реже. Однажды она приняла свою внучку Ольгу, дочь Валентины, за курицу и едва не прирезала её ножом. Валентину она тоже перестала узнавать. Как-то раз, когда Валентина приехала погостить к нам, бабушка подошла к маме и сказала:

– Тамар, а что это за женщина? А если она – воровка, и что-нибудь украдёт сейчас?

– Как? Разве Вы не узнаёте? – спросила мама.

Бабушка только руками развела:

– Нет.

– Так это же – Ваша дочь.

…Бабушку я помню плохо. Теперь спустя столько лет я понимаю, что она была очень несчастным человеком….и нелюбимой женщиной.

Я помню, мы ездили всей семьёй в Горно-Алтайск. Это было, когда мне исполнилось лет двенадцать. Помню, как мы переезжали через бурную неспокойную реку Катунь.

…..Помню, как я ходила по берегу и собирала речные гальки – это были плоские или овальные камешки, либо голубые, либо серые. Это были те места, где жил когда-то Василий Шукшин и Михаил Евдокимов. Я даже завела блокнот, где рисовала свои впечатления с помощью обычных цветных карандашей: памятники, обелиски, небольшое озеро, на берегу которого расположен санаторий. Люди катались там на катамаранах, просто отдыхали. А на скале мелькали надписи, оставленные туристами и отдыхающими: «Здесь был такой-то».

Удивительно красивые места с уникальной природой. Помню, мы ехали мимо долин и холмов на «жигулях», и на фоне сине-зелёных вершин, словно белая фасоль, рассыпались стада коров и овец. Иногда там случались землетрясения, но не так часто, и в это время телевизоры начинали барахлить. Я этого не видела, но мне рассказывали.