Светлана Жарникова - Истоки фольклора Русского Севера

В «Страшной сказке» Василия Техова огненная собака – превращается в «лебедь белую» у которой «из пасти зубья торчат». Забравшийся в эту лебединую пасть крестьянин оказывается перед дубовой дверью, за которой находится иной мир (в данной быличке – жилище бесов). 46 Таким образом собака, а затем «лебедь белая» переправили героя этой былички в некое пространство между жизнью и смертью, откуда еще можно вернуться в мир людей, но, правда, уже в новом качестве.

В свете вышесказанного весьма показательным представляется тот факт, что на северной стене Мартирьевской паперти Новгородской Софии на 20 см. ниже уровня современного пола процарапано изображение бегущей собаки, а впереди неё – стая улетающих гусей или лебедей. 47 То, что этот рисунок помещен в храме, причем в самой нижней части стены , представляется далеко не случайным. Вряд ли кто-либо позволил бы себе в то далекое время просто так царапать станы главного собора Великого Новгорода, нанося на них ничего не значащие изображения.

В русской народной сказке Баба-Яга, которой помогают гуси-лебеди, отмечает собой сакральное пространство между жизнью и смертью и обладает двойственной природой – она может помочь герою, а может и съесть его. И это естественно, ведь на санскрите Яга – значит жертва, яг – жертвующий, пожертвователь. Баба-Яга держит нить человеческой жизни на грани бытия и жертва может уйти навеки в «мир предков», а может вернуться в мир людей, получив новый облик, новые знания, т.е. в новом качестве. Но для подобного возвращения надо пройти определенные испытания, совершить необходимые обрядовые действия. Именно о таком пути туда и обратно и рассказывает сказка «Гуси-лебеди». Гуси уносят мальчика почти с порога родительского дома в мир Бабы-Яги. Его сестра отправляется вслед за ним и первое, что встречается ей на пути, печка-символ человеческого социального бытия. Ведь, действительно, мы единственные живые существа, поддерживающие и получающие огонь искусственно, единственные в живой природе, термически обрабатывающие свою пищу. В печи лежит ржаной пирог – древнейшая форма искусственно подученного продукта питания. Печь и хлеб – два символа человеческой общины, семьи. Но героине сказки надо выйти за пределы человеческого социума и она не ест ритуальный хлеб. Далее на её пути встречается яблоня. И снова символ, на сей раз здоровья, жизненной силы, красоты, молодости (вспомним живильные, молодильные яблоки сказок, яблони Гесперид и т.д.). И вновь героиня отказывается от того, что может задержать её в мире живых. И в конце своего пути она встречает молочную реку с кисельными берегами – страшное пограничье двух миров. Вспоним, именно овсяный кисель с молоком – ритуальное блюдо, причем последнее, поминального и похоронного стола на Русском Севере. Именно овсяным киселем и молоком поминают родителей в т.н. «родительские» дни. До недавнего времени в восточных районах Вологодской области такой кисель творили обязательно на вечерней заре, варили на утренней, используя для этого деревянную посуду, в которую опускали раскаленные камни и помешивали кисель лодочным веслом. Лодка, как мы знаем, считалась средством переправы на тот свет, не случайно еще в раннем средневековье скандинавы и руссы хоронили своих знатных покойников в ладьях. Не свершив поминального обряда и не вкусив ритуальной пищи, героиня сказки «Руси- Лебеди» вступила в пространство межмирья, во владения Бабы-Яги. Поведение и мальчика и девочки при возвращении в мир людей иное. Они пьют молоко и едят овсяный кисель, принося жертву предкам. Они едят яблоки, возвращая себе жизненную силу. Они съедают по ржаному пирогу, символу человеческой общины, и кроме того, забираются в печь. Именно после этого гуси-лебеди прекращают погоню за братом и сестрой. Почему? Дело в том, что, забираясь в печь, мальчик и девочка совершают древний обряд перепечения, который сохранился на Русском Севере вплоть до наших дней. Считается, что если грудной ребенок перепутает день с ночью, постоянно плачет, болеет, то его как-бы подменили и необходимо это дитя перепечь. Обряд перепечения должны проводить два человека – самая старая женщина в доме и самый маленький, способный стоять на ногах, ребенок. Собственно ребенок ничего не делает, он просто присутствует при обряде. Бабка же, привязав младенца к хлебной лопате, трижды засовывают его в теплую русскую печку, приговаривая при этом: «перепекаем подмена, выпекаем русака». После этого ребенок считается доведенным до необходимого состояния и как-бы заново родившимся. Интересно, что в санскрите слово «paripakva» значит: готовый, пропеченый, спелый, зрелый (умом), а «paripacya» быть cваренным, поджаренным, созревать. Кстати, именно это и стремиться сделать со своими жертвами Баба-Яга – сварить их, поджарить, т.е. перепечь для «того света», довести их, до зрелости для существования в ином мире. В сказке «Гуси-лебеди» брат и сестра перепекаются для этого мира – мира живых людей, они обретают зрелость и выходят из печки уже качественно новыми людьми: не мальчиком и девочкой, а юношей и девушкой. Таким образом, перед нами в сказке фактически предстает описание обряди перехода в новую возрастную категорию, изменения социального статуса подростков, т.н. обряд инициации.

Надо отметить, что с похожей ситуацией мы сталкиваемся и в «cказке о сестрице Аленушке и братце Иванушке», где неразумный брат, выпив воды из козьего копытца, стал козленочком . Согласно ведическим установлениям при посвящении мальчиков и приведении их в ученики к жрецу- брахману, т.е. как бы во время их второго рождения , они обязаны были одевать новые, настиранные одежды. Одежда брахмана должна быть из льняного полотна, кшатрия из хлопка, вайшьи – из козьей шерсти. Причем они носят также и шкуры в виде плащей: брахман – черной антилопы, кшатрия – пятнистого оленя, а вайшья – (т.е. земледелец) – шкуру козы . Мальчик в обряде посвящения обязательно пьет воду , принимаемую из рук учителя. Но в русской народной сказке сестрица Аленушка и братец Иванушка – крестьянские дети, т.е. вайшьи иди веси. Стоит вспомнить также, что Иванушка пытается выпить воды из коровьего копытца, но сестра его предупреждает: «Теленочком станешь»; затем из лошадиного копытца – и снова предупреждение: «Жеребеночком станешь!» И наконец положенное ему (как вайшье) козье копытце , испив из которого, он стал козленочком . Здесь обращает на себя внимание тот факт, что в сказке обрядовая структура архаичнее, чем древнеиндийская.

Так мальчик-брахман носит шкуру черной антилопы, но по традиции брахману жертвовали черную корову . Известно, что убийство коровы в Индии издревле категорически запрещено, и, судя по всему, шкура черной антилопы – замена черной коровьей шкуры. Кони – животные кшатриев-воинов, но в жертву приносится только белый жеребец и только царем, кроме того, мы уже отмечали ранее, что конь и олень взаимозаменяемы в ритуале. Таким образом, «теленочек», «жеребеночек» и «козленочек» – в обряде посвящения – брахман, кшатрий и вайшья, а в русской народной сказке мы вновь оказываемся лицом к лицу с прямой аналогией ведическим представлениям, сохраненным вплоть до наших дней.