Ольга Югова - Воспоминания Ольги Владимировны Поповой. Часть I

И тут Маня в первый раз указала мне Чехова. Мы уже приготовили по горсти конфетти, чтобы приветствовать его, но Лида, увидев его издали, принялась так громко «зазывать» его, уверяя, что ему срочно надо купить записную книжечку, что им с Варварой Константиновной пришлось поспешить к Лиде.

Всем было хорошо известно, что Антон Павлович – любитель записных книжек. Продав ему записную книжечку, Лида пристала к нему с просьбой, чтобы он пожертвовал в ее киоск перо. Пера у него при себе не было, но Лида тут же нашла выход из положения: подала ему новенькую ручку с пером, распечатала пузырек чернил и попросила что-нибудь написать. Помнится, Антон Павлович написал: «Жертвую это перо в пользу Ялтинской женской гимназии». Таким образом, перо сделалось уже не просто пером, а «пером Антона Павловича Чехова».

Весть о «пере Чехова» мигом облетела городской сад, и с Лидиному киоску стала стекаться публика: каждому захотелось купить «перо Чехова», как бы с «незасохшими еще на нем чернилами». Но Лида никак не хочет назначить цену.

– Пусть покупатель сам оценит такую вещь! – решает она. – Я не могу ее оценить!

Покупатели ходят, смотрят, толпятся у ее киоска, а назначить цену никто не решается. И вот, раздвигая толпу, подходит отец Неили, ялтинский богач Абдараманчиков. Неили хватается за голову.

– Что с тобой? – спрашиваем мы ее.

– Ой! Мой папа сейчас, наверное, купит перо!

– Ну и что же?

– Ой! Сейчас увидим!

И мы увидели. Абдараманчиков подошел вплотную к Лидиному прилавку, положил на прилавок объемистый битком набитый бумажник и взял перо Чехова вместе с автографом. Лида вытрясла из бумажника все, до последнего рубля, и пустой бумажник возвратила его владельцу. Конкурировать с таким покупателем охотников не нашлось. Если память мне не изменяет, в бумажнике оказалось больше 500 рублей, для того времени огромная сумма.

– Вот это номер! – воскликнул Лев Николаевич Шаповалов 1 1 Лев Николаевич Шаповалов – архитектор и художник, преподаватель рисования в женской гимназии. Кроме него, в обеих гимназиях – женской и мужской – преподавал Орлов. Под наблюдением и по чертежам Л. Н. Шаповалова была построена дача, вернее, дом Чеховых в Ялте (в Аутке) , подошедший к нам и наблюдавший за Лидиным аукционом.

По-видимому, этот «номер» моментально стал известен всей публике, и, конечно, Варваре Константиновне и Антону Павловичу, которые уже спешили к Лидиному киоску, чтобы на месте выяснить, что тут произошло. Антон Павлович был несколько смущен, а Варвара Константиновна поинтересовалась, как это Лида додумалась до такого «номера».

– Мне хотелось как можно больше наторговать для гимназии, – просто ответила Лида. И Варвара Константиновна, и Антон Павлович, и все кругом рассмеялись, на том дело и кончилось.

– Действительно, много ли наторгуешь на копеечных ручках и тетрадках? – сказал Лев Николаевич Шаповалов, но он немного ошибся: успех Лиды объяснялся не только этой сенсацией с Чеховским автографом и пером – у Лиды оказался настоящий «талант» к торговым делам: любую вещь, которую ей хотелось повыгоднее продать, она прежде всего расхваливала, сама ею любовалась и разными «присказками» смешила покупателей, а на вопрос:

– За какую же цену можно у вас купить эту действительно чудесную тетрадку? – Лида, скромно опустив глазки, отвечала:

– Сколько дадите. – Так что в ее кассу за копеечные вещи сыпались и рубли, и трешки, и пятерки, а особенно щедрый покупатель не жалел и десятки за какой-нибудь маленький пузырек чернил или за линеечку. В общем, Лида сумела все распродать, и «выручка» в ее кассе, насколько мне помнится, приближалась к 1000 рублей.

Вообще, базар был удачный, все были довольны, собранных денег хватило на все нужды, и даже сколько-то осталось на «непредвиденные расходы».

Хорошо помню, что и Антон Павлович не раз вспоминал этот базар и смеялся, что в «прибыли» есть и его солидная «капля меда» – перо и автограф.

Вскоре после гимназического базара Варвара Константиновна с Манефой (Маней) собрались к Чеховым, и, как на обычную послеобеденную прогулку, предложили мне пойти с ними. Мне и хотелось, и, в то же время, было как-то боязно, но Варвара Константиновна уверяла меня, что у нее со всей семьей Чеховых самые дружеские отношения, и что никакой неловкости от моего появления там не будет.

Всю дорогу от гимназии до Аутки я вспоминала Подколесина и сознавалась, что не прочь поступить по его примеру. Мои спутницы шутили и смеялись, и мы незаметно очутились перед Чеховской дачей, так что отступать было уже поздно.

Как Варвара Константиновна обещала, так и получилось: никакой неловкости. Мы попали к самовару, и Евгения Яковлевна усадила нас пить чай. Скоро вышел Антон Павлович, ему меня представили, как пострадавшую от петербургского климата больную, вынужденную заканчивать гимназию в Ялте. Антон Павлович отнесся ко мне очень внимательно, и подробно расспрашивал, у кого я лечусь, какой мне назначен режим, что я принимаю. Он очень тепло отозвался о лечившем меня враче Толмачеве, как о хорошем человеке и знающем специалисте-туберкулезнике.

Все шло хорошо, пока речь не дошла до уколов мышьяка, которые Толмачев делал мне через день: Антон Павлович нашел, что это лишняя трата времени – ходить через весь город от гимназии до дачи Толмачева ради такого пустяка, как укол, который я вполне могу делать себе сама.

За разговором я уже настолько освоилась с Антоном Павловичем, что принялась возражать и уверять, что я никогда не сумею сделать укол ни себе, ни другому.

После чая Антон Павлович пригласил всех нас к себе в кабинет. С большим интересом осматривалась я в этом кабинете, куда вошла как в своего рода святилище. И вдруг Антон Павлович достает из стенного шкафчика шприц и предлагает мне поучиться делать уколы себе в ногу, так как в руку самой себе делать – это трудно и неудобно. Не помню уж, какими словами я отнекивалась от этого урока, но, вероятно, в достаточной мере выразительно, так как и Мария Павловна, и Варвара Константиновна пришли мне на помощь. Мария Павловна смеялась и советовала брату не отбивать у Толмачева его пациенток, а Варвара Константиновна выразила опасение:

– Еще иголку сломает, ногу себе повредит.

Антон Павлович уступил и убрал свой шприц на место, но сказал:

– Сломать иголку очень трудно.

После этого посещения Чеховых я забыла все свои страхи и в дальнейшем чувствовала себя там непринужденно.

У Варвары Константиновны с Антоном Павловичем Чеховым были постоянные общие дела. Антон Павлович интересовался всем, что касалось образования детей, а поскольку он был одним из самых активных членов попечительского Совета, у них с Варварой Константиновной никогда не иссякали темы для обсуждения гимназических дел. Раза два в неделю мы, как правило, ездили в Аутку к Чеховым (Ауткой называется тот район Ялты, где находится Чеховская дача). Дача эта, вернее сказать, дом, построена по чертежам и под наблюдением архитектора Льва Николаевича Шаповалова, у которого было немного уроков рисованья в женской гимназии. Он взял их, чтобы немного разгрузить учителя рисованья обеих гимназий, Орлова.