Сергей Захаров - Погружение в Театр-музей Дали. Книга-экскурсия, или Практическое пособие по выживанию

Елена Дмитриевна Дьяконова в юные годы. Любознательна, стройна и интересна. Уже знает себе цену, но насчет точной суммы пока сомневается…

Выйдя из гимназии, Леночка окончила курсы гувернанток и начала уж было приискивать место, но в 1913-ом врачи заподозрили у ней чахотку (туберкулез), и заботливый отчим настоял, чтобы она прошла курс лечения на швейцарском горном курорте Клавадель.

В Клаваделе Лена познакомилась с носатым, как все французы, и утонченным, как лишь избранные представители этой нации, парижанином Эженом Гренделем – начинающим поэтом и будущим столпом сюрреализма.

Ксатати, именно Елена придумала субтильному французу более благозвучный и уж точно куда более подходящий для поэта псевдоним – Поль Элюар, под которым тот и обрел, в конце концов, известность, как стихотворец и видный участник сюрреалистического движения, возглавляемого Андре Бретоном.

В свою очередь, Эжен-Поль придумал для Елены имя-прозвище «Гала» (торжество, праздник – фр.), и, как выяснилось впоследствии, отплатил ей сторицей: именно под этим вымышленным именем она вошла в историю. Пройдя курс лечения, молодые люди, так и не павшие жертвой физической близости, разъехались по своим странам, но искра, что называется, была заронена. Из искры этой суждено было возгореться пламени любви, для которой расстояния – не преграда.

Гала и Поль Элюар в Клаваделе (1913). «Любовь нечаянно нагрянет»…

После длительной переписки, в самый разгар Мировой войны, накануне грядущей в России великой смуты, Гала (отныне мы будем звать ее так) оставляет сумбурную родину и высаживается на перроне парижского вокзала, чтобы перестать, наконец, быть невестой и сделаться Элюару законной женой.

Вот так – стараюсь излагать предельно кратко. Гала, благодаря моим стараниям, оказалась в Париже максимально быстро. И, если вы обратили внимание, в космической скороговорке выше уже прозвучало ключевое слово: сюрреализм.

В сюрреалистический кружок входил и молодой Сальвадор Дали, введенный туда Жоаном Миро – еще одной всемирно известной звездой авангарда, «нашим человеком из Барселоны».

В августе 1929-го молодой Дали, бывавший в Париже лишь редкими и краткими наездами (иначе и не могло быть при его статусе недоучившегося студента и пока еще не продающегося художника), пригласил в каталонский Кадакес погостить Рене Магритта с женой, Камиля Гоэманса (с женой), а также Поль Элюара (с женой Галой и дочерью Сесиль).

Поль, Гала и Сесиль прибыли позже остальных. Все устали после длительной дороги на авто, и потому знакомство Дали с Гала (разумеется, он был наслышан о ней, но не знаком лично) вышло несколько скомканным. Она показалсь ему интеллигентной, но утомленной и явно скучающей от того, что муж затащил ее «в такую дыру».

Дали показался ей «невыносимым типом» – возможно из-за черных лакированных волос, которые, как она чуть позже призналась, придавали молодому Дали вид «профессионального танцора аргентинского танго». Вечером того же дня они все же разговорились и нашли друг в друге больше положительных качеств, но…

Но настоящая «химия» – та самая магия Галы, о которой упоминали многие и которая действовала неотразимо – эта колдовская «химия», эти чары ведьмы по-настоящему завладели Сальвадором Дали только ночью.

На следующий день было договорено об общей встрече на пляже, и Дали проснулся еще затемно с четким пониманием того, что вчера случилось событие неизъяснимой важности: он познакомился с удивительной женщиной, о которой мечтал еще ребенком, женщиной, которую писал на своих полотнах, не зная, существует ли она на самом деле, или явялется лишь плодом его воображения – и вот, не далее, как вчера, он уведел её, вымечтанную» и возлюбленную заранее, во плоти и крови.

Сложно представить себе более не подходящую друг другу пару! 25-летний художник-провинциал, почти не выезжавший за пределы Испании – и 35-летняя парижанка, объехавшая половину мира и привыкшая вращаться в кругах выдающихся интеллектуалов и набитых деньгами меценатов, необходимых искусству, как воздух…

Девственник, испытывавший необоримые проблемы в отношениях с женщинами, нехватку которых он компенсировал исступленной мастурбацией – и развратная, ненасытная до любовных удовольствий не менее, чем Полина Боргезе, познавшая все виды физической близости нимфоманка…

Нищий, живущиий на средства отца художник, вынужденный довольствоваться малым – и привыкшая к известной роскоши женщина в свободном полете, не привыкшая слышать слово «нет».

Всё, решительно всё было против этого союза. Всё, если что-то и могло случиться, должно было закончиться краткой интрижкой, легким любовным приключением, еще одним скальпом на поясе вечной охотницы Галы – и все, в конце концов, вышло иначе.

Почему? Да потому что есть на свете чувство, которое одни проклинают, другие обожествляют – но и первые и вторые сходятся в том, что сила, которой это чувство обладает, исключительна и не знает преград. Да – я о любви.

В том, что Дали был охвачен именно любовью, свидетельствует его собственное описание этой судьбоносной встречи. В отличие от многих страниц «Тайной жизни Сальвадора Дали», написанной им самим и намеренно искажающей действительность, в правдивости именно этого эпизода не возникает ни малейших сомнений, да и воспоминания находившихся в то время рядом с ними людей однозначно свидетельствуют – да, все было именно так!

Вот что пишет Дали в «Тайной жизни» о своих приготовлениях перед встречей с Гала на пляже утром следующего дня:

«Я не мог оставаться перед своим мольбертом. Я примерил серьги сестры – ну уж нет, это украшение мало подходит для купания. И все же мне хотелось пококетничать с Элюаром. Почему бы не появиться голым и растрепанным? Ведь накануне они видели меня со слипшейся прической и таким же увидят вечером. Когда они придут, думал я, спущусь с палитрой в руке, с колье на шее и растрепанным.

В сочетании с моей загорелой, как у араба, кожей, это произведет интересный эффект. Оставив наконец мольберт, я стал криво обрезать свою самую красивую рубашку, чтобы она была не ниже пупа. Надев ее, я рванул ткань и проделал большую дыру на плече, другую на груди посредине, обнажив черные волосы, третью сбоку, над коричневым соском. А ворот? Оставить его открытым или застегнуть? Ни то, ни другое. Вооружившись ножницами, я отрезал его совсем.