Алекс Гиллис - Смертельное искусство. Невообразимая история тхэквондо

Эта кисэн уже погубила не одного мужчину, и произвела сильное впечатление на мальчика. Он думал, что она была современнее и утончённее его матери. Когда кисэн стала мачехой Чоя, ему было шесть лет. 18 18 Чой (ок. 2000), т.1, с. 26—28. В то время он впервые попробовал карты, табак и алкоголь. Она же увлекалась опиумом, ходила в местную таверну, готовила великолепную еду, пела песни и играла классическую корейскую музыку, которую в те годы исполняли кисэн. Наивный, упрямый и снисходительный, отец Чоя отдавал ей всё, что имел. И в конце концов проиграл столько денег, что был вынужден продать пивоварню. В те дни молодой Чой редко навещал мать, жившую на другом конце деревни в полной нищете.

Однажды он попытался принести ей суп, но кисэн, догадавшись об этом, послала человека, чтобы тот выбил чашку из рук мальчишки. Чой чувствовал себя раздавленным, наблюдая как собаки лакают еду вперемешку с грязью. Он навсегда запомнит это чувство. Когда кисэн умрёт в возрасте тридцати восьми лет, а Чою будет десять, отец, по конфуцианской традиции, вернётся к своей первой жене. Его родители редко разговаривали друг с другом. И не отец, а мать, по большей части, поднимала сына на ноги. 19 19 Интервью с Фап Лу. Чой Джун Хва тоже высказывал эту мысль.

Чтобы поддержать семью, мальчик помогал на их небольшом участке земли, ухаживал за садом, кормил скотину и делал тофу. За это получал лишь побои от отца, удары которого были подобны молнии. Весь процесс приготовления тофу – замачивание, измельчение, отбивание и растягивание – был настолько увлекательным, что на всю оставшуюся жизнь Чой полюбил соевый творог, ибо он напоминал ему о матери. По традиции, отец должен был есть первым. Мать ставила на стол еду, в то время как вся семья ждала. Брат выглядывал через приоткрытую дверь, чтобы увидеть, оставит ли отец хоть немного от обеда. Но только вкусный запах попадал ему в нос.

Лишь Чою исполнилось двадцать, он бежал от всего этого сломя голову. В 1938 году, когда мать дала ему деньги и пошла спать, Чой исчез из дома. Он встретил нескольких друзей и Хо Хак Суна – местного борца.

Чою нравились посиделки за игрой в покер. Он был большим игроком и играл настолько хорошо, что без труда мог вычислить шулера. А при необходимости мухлевал и сам, но только не в тот день, так как за столом собрались большие профессионалы.

Игроки по очереди делали ставки, стуча о стол разноцветными картами. По ходу игры положение Чоя становилось всё более удручающим, и он подумал: «Это странно, что я не выигрываю». Но в надежде исправить положение, продолжал и продолжал играть. 20 20 Все подробности игры в покер от Чоя (ок. 2000), с. 71.

Некоторые из карт в хватху называются поэтично: Журавль или, например, Солнце. Однако Чою в те минуты было не до поэзии, и он, достав остатки денег, продолжал делать новые ставки. К сожалению, быстро проиграл всё, что дала ему мать, но убеждал всех продолжать игру. Рассвет был ещё далеко, и Чой сказал, что должен вернуть себе хотя бы часть потерянной суммы.

Наконец, Борец встал, чтобы идти, бросив при прощании:

– Цель игры в том, чтобы выиграть. Я уже достаточно долго ждал.

Чой хотел было наброситься на него. Но понял, что это будет выглядеть так, как если бы лиса прыгала на тигра. Он мог драться, ведь в пятнадцать, вместе с каллиграфией, изучал тэккион у своего учителя. Правда, сегодняшний соперник не оставлял ему никаких шансов. 21 21 Инструктором был Хан Иль Дон. Он в течение года преподавал Чою, но о Хане не сохранилось никаких записей, и никто из практиковавших тхэккён никогда о нём не слышал. Подробнее о тхэккён в целом см. Хендрик (2014), Ён (1993), p. 53. Оуян (1997), p. 77. Когда они ещё сидели за столом, Чой недалеко от себя увидел толстую бутылку с чернилами. Интересно, представлял ли он заранее последующие несколько секунд: почерневшую в глазах комнату, Борца, кладущего его деньги в карман, свою руку, нащупывающую бутылку чернил, и то, как он посылает эту бутылку прямиком Борцу в лоб? Бутылка вдребезги! Бинго!

Борец упал на спину, а кровь и чернила заливали его лицо. Пока другие сидели в оцепенении, Чой подошёл к поверженному, вытащил из кармана деньги, отсчитал из пачки те, что проиграл и вышел из комнаты. Никто не пытался остановить его. Все знали, что Борец будет за ним охотиться.

Чой Хон Хи на фото слева. Фото предоставлено Генералом Чоем.

Чой бежал домой и спрашивал себя: убил ли он человека? Столько крови! Что сделают его родители? Он, его брат и сестра всегда слушались отца, изучавшего труды Конфуция, и ещё до открытия пивоварни ставшего доктором китайской медицины. Их умы были так перегружены обязательствами, и традициями, а «домашнее» конфуцианство так искажено, что бабушка Чоя хранила свои отрезанные ногти, потому, что уважение к родителям означало уважение к каждой части своего тела.

Вместе с тем, неконфуцианские ценности, жившие в нём и его современниках, сочетали суеверия, интуицию, свободу, знания и страсть с пьянством. 22 22 Как пишет Камингс (2005) на стр. 21—22: «Когда они [корейцы] говорят «я думаю»», они указывают на свою грудь. Ум – это разум и сердце или сим, внутреннее знание, которое соединяет мысль с эмоцией». В Чое послушание благополучно уживалось с рисовым вином и гейшами, а драка после проигрыша в покер обещала большие проблемы его родителям.

Возвращаясь домой после игры, думал ли он, что первой проблемой, для родителей было его рождение в 1918-м? Это был год Лошади, когда японское правительство арестовало, пытало и казнило 140 000 корейцев, подозреваемых в сопротивлении Японской империи. 23 23 Камингс (2005), с. 147. Чой родился тщедушным и, казалось, не проживёт долго. Его мать была из состоятельной семьи. Она ненавидела своего мужа и каждый раз после родов уходила от него, унося младенца в комфортный отцовский дом. Её отец же, относился к ней, как к прислуге, ибо дочери после вступления в брак не должны были возвращаться к своим родителям. Она переносила унижения ради своих восьмерых детей, лишь троим из которых суждено было пережить двухлетний возраст. Позже мать будет ворчать: «Лучшие умерли, а самый худший и слабый уцелел, чтобы стать для меня настоящей головной болью» 24 24 Чой (ок. 2000), с. 20. . В первые четыре года своей жизни Чой, самый младший, был самым слабым и низкорослым. В отчаянии мать каждую ночь тянула его за ноги, чтобы сделать выше.

Чой думал только об одном – жив ли Борец. Он так боялся родителей, что избегая собственного дома, полиции и всей деревни прошел шестнадцать километров до железнодорожной станции. Двадцать часов он ехал на поезде до порта Пусан, где пересел на судно, идущее в Киото. Тот день, казалось, символизировал всю его последующую жизнь, в которой он создавал проблемы, а затем бежал от них.