Irma Narbut - Война и человек в русской классической литературе

Составитель Irma Narbut

ISBN 978-5-0056-2462-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Война? Какое непонятное явление в роде человеческом. Когда рассудок задает себе вопрос: справедливо ли, необходимо ли оно? Внутренний голос всегда отвечает: нет.

Л.Н.Толстой («Набег»)

«…Жалкий человек! Чего он хочет? Небо ясно, Под небом места много всем, Но беспрестанно и напрасно Один враждует он – зачем?»

Это воззвание к Небесам и людям поручика Тенгинского полка, поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. В стихотворении «Я к вам пишу случайно, право…», послании к любимой Вареньке Лопухиной, Лермонтов вспоминает кровавую битву на реке Валерик, в которой он чуть не погиб 11 июля 1840 года. Поэт рассказывает о боевых действиях между отрядом генерал-лейтенанта А. В. Галафеева и северокавказскими повстанцами под командованием наиба Мухаммеда. 6 июля 1840 года отряд Галафеева выступил из крепости Грозной, разоряя принадлежащие повстанцам поля и селения, покинутые жителями. Противник не предпринимал никаких решительных действий, однако постоянные перестрелки изнуряли солдат и вели к потерям в отряде. К 10 июля отряд дошел до селения Гехи. Дальнейший путь лежал к селению Ачхой, дорога к которому шла через Гехинский лес и пересекала речку Валерик. Повстанцы, предполагая такое направление движения русского отряда, на берегах Валерика заранее в течение трёх дней соорудили засеки и завалы. 11 июля отряд Галафеева выдвинулся из деревни Гехи по направлению к Валерику.

Двигаясь по Гехинскому лесу в сторону Валерика, русский отряд вытянулся узкой колонной вдоль лесной дороги. На подходе к реке произошло первое столкновение с противником, обстрелявшим колонну Галафеева из лесных зарослей. Русский авангард быстро опрокинул неприятеля, а вслед за этим вся колонна была перестроена в боевой порядок. Подойдя к реке на дистанцию картечного огня, артиллеристы дали залп по лесной чаще на противоположном берегу. Никакого движения, однако, на другой стороне реки видно не было. Пехотные батальоны авангарда уже готовились перейти реку и на другом берегу занять лес с обеих сторон от дороги, чтобы обеспечить проход обоза и других частей. Для их поддержки вперёд были выдвинуты орудия и части из средних порядков колонны. И в этот момент с противоположной стороны на солдат обрушился ружейный огонь. Батальоны Куринского полка и сапёры ринулись вперёд с обеих сторон дороги, форсировали реку, хотя противоположный берег был укреплён срубами из брёвен, и сошлись с противником в штыковом бою среди лесной чащи. Вскоре повстанцы не выдержали натиска и стали отходить, а многие из них, отрезанные от своих, начали выбегать на опушку леса у реки и вдоль дороги, где попали под артиллерийский огонь с другого берега, который снова загнал их в лес. Отдельные группы повстанцев, отрезанные от основных сил, делали попытки напасть на обоз и на конвой генерала Галафеева, но везде были отбиты. Схватки ещё какое-то время продолжались в лесу у завалов, которые восставшие обороняли особенно долго, но длившийся шесть часов бой стал стихать и отозванные из леса сапёры начали налаживать для обоза переправу через Валерик. (Валерик, или Валарик, – приток Сунжи, впадающей в Терек. Название происходит от чеченского «валлариг» – мертвый. Отсюда у Лермонтова Валерик – речка смерти).

Сражение при Валерике стоило больших жертв той и другой стороне: потеряно более сотни убитых со стороны русских, после сражения осталось 600 тел повстанцев. Лермонтову было поручено наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и держать связь с командиром, что было связано с величайшей опасностью, так как чеченцы скрывались в лесу. С первыми рядами храбрецов поэт ворвался в неприятельские завалы. Как вспоминает К. Х. Мамацев, Лермонтов, «заметив опасное положение артиллерии, подоспел… со своими охотниками. Но едва начался штурм, как он уже бросил орудия и верхом на белом коне, ринувшись вперед, исчез за завалами». За проявленное «отличное мужество» Лермонтов был представлен к ордену. Но высочайшим повелением опальному поэту было отказано в награде. В «Журнале военных действий» отряда Галафеева подробно описано валерикское сражение. Рассказ Лермонтова в стихотворном послании до деталей совпадает с этими журнальными записями.

Лирический герой стихотворения находится внутри сражения и отделен от него несколькими днями, он еще мысленно погружен в переживания. Повествование лишено патетики, «красоты» боя. Перед нами – исповедь, которая возможна лишь раз в жизни, настолько она искренне и сокровенно излагается героине послания, человеку, духовно близкому, который, возможно, разделит чувства поэта, чудом оставшегося живым («чудак»).

Бой «обезличивает» людей, превращая их в «сплошную» массу, не осознающую, что происходит, но автоматически выполняющую свою кровавую работу («Скликались дико голоса», «в арьергард орудья просят», «Вот ружья из кустов выносят. Вот тащат за ноги людей И кличут громко лекарей», «Вдруг с гиком кинулись на пушки»).

Документальный стихотворный очерк поэта поражает «жесточайшим» реализмом описания картины сражения, достоверностью каждой детали:

Вдруг залп… Глядим: лежат рядами —

Что нужды? – здешние полки,

Народ испытанный… «В штыки,

Дружнее!» – раздалось за нами.

Кровь загорелася в груди!

Все офицеры впереди…

Только находясь в самой гуще событий, мог поэт запомнить, а затем запечатлеть главные эпизоды жестокого боя, следовавшие один за другим. Его кульминацией была двухчасовая рукопашная схватка, после которой долго речная «мутная волна//Была тепла, была красна».

Верхом помчался на завалы

Кто не успел спрыгну́ть с коня…

«Ура!» – и смолкло. «Вон кинжалы,

В приклады!» – и пошла резня.

И два часа в струях потока

Бой длился. Резались жестоко,

Как звери, молча, с грудью грудь,

Ручей телами запрудили.

Хотел воды я зачерпнуть

(И зной и битва утомили

Меня) … но мутная волна

Была тепла, была красна.

Стихотворение отличается от военной лирики начала 19 века новым подходом к изображению человека на войне; подчеркнутой простотой, точностью описания смерти (умирающий капитан), страданий рядовых участников сражения:

На берегу, под тенью дуба,