Барбара Маккафферти - Домашние Жучки

Я стоял, озирая побоище, и изо всех сил старался не скрипеть зубами. Если Рип не выживет, я покажу Бойду, что значит, когда на тебя нападают.

Кажется, я уже не раз упоминал, как ненавижу уборку. Ладно, главное сейчас — отыскать в этом бедламе постель и завалиться спать. Если, конечно, удастся уснуть. Сна не было ни в одном глазу, несмотря на поздний час. Я был слишком взвинчен.

Вздохнув, я пробрался сквозь дебри гостиной в кухню, налил колы, сделал пару глотков и вернулся в комнату, чтобы зарыться с головой в работу.

Стоило, может, и сэндвич соорудить, но есть хотелось не больше, чем спать. Забавно. До сегодняшнего дня я был уверен, что с радостью соглашусь отдохнуть от постылого вечернего ритуала выноса и вноса по лестнице тяжеленной туши Рипа.

Как я ошибался.

Последующие три часа я потратил на приведение окружающей среды в божий вид. Собирал диванные подушки, переворачивал лампы, распихивал вещи по полкам, и тому подобное. Второй раз за день! Кажется, уборка становится моим хобби.

Не самая веселая разновидность хобби, доложу я вам.

Странно, но не считая треснувшей стеклянной крышки миксера и нескольких порванных книжек, ничего не пострадало. Бойд не стал вспарывать подушки и потрошить матрасы, как он поступил с креслами в офисе. Небось, лень взяла свое.

Я бы с удовольствием повесил на Бойда ещё и убийство Филлис Карвер, но, к сожалению, он был здесь явно ни при чем. Иначе он не стал бы до сих пор разыскивать злосчастные кассеты. Должно быть, старина Бойд стреляет только в тех, кто не принадлежит к роду человеческому.

Мерзкий ублюдок!

Тогда кто же убийца? Человек, застреливший Филлис, забрал две кассеты. А запись с Орвалом оставил, чтобы возбудить против него подозрения? Но зачем ему понадобились обе кассеты? Ответ пришел мне в голову как раз когда я боролся с простыней, скрутившийся в клубок.

Убийца прикарманил пленки на тот случай, если Филлис проигрывала их кому-нибудь еще. Иначе он выдал бы себя, забрав только ту, на которой его голос.

Я расправился с простыней и занялся одеялом. Если мы исключили Бойда из-за того, что он до сих пор охотился за записями, значит, остаются Уинзло и Лиза Джо. Хотя, если верить словам Джун, будто ей наплевать, с кем крутит шашни её муженек, то с какой стати Уинзло убивать Филлис?

Да, ничего не прояснилось.

Нельзя, конечно, снимать со счетов ещё одного человека. Мне бы не хотелось так думать, но она до сих пор под подозрением. Имоджин. Джун предположила, что семерка Филлис могла быть заглавной «И». Просто не верится! Неужели Филлис пыталась сказать, что её убила собственная сестра? И вообще, зачем Имоджин понадобилось убивать Филлис? Ради того, чтобы завладеть записями Руты и Уинзло? Но к чему они ей? Может, она убила Филлис, чтобы заполучить Орвала — а пленки забрала, чтобы всех ввести в заблуждение? Тогда непонятно, зачем она оставила кассету с Орвалом. Или она обнаружила его связь с Фло, и решила отомстить неверному ухажеру столь изощренным способом? Бог мой! Неужто я в ней так ошибался?

Покончив со спальней, я переместился в ванную комнату. Поставил на место лампу, рассовал по шкафчикам умывальные принадлежности, подобрал полотенце и остальные причиндалы… и кое-что вспомнил.

Реакцию Джун, когда я показал записку Филлис.

В памяти всплыло лицо школьной красавицы. Испуг — и узнавание — вот что отразилось на нем в первые мгновения. Теперь я отчетливо осознал это. Так почему же Джун опознала эту пометку?

И тут меня словно током прошибло. Ведь Джун — секретарша, так же как и Филлис!

Существует ли здесь какая-то связь?

Если да, то у меня на примете есть ещё одна секретарша, который поможет пролить свет на это дело.

Если, конечно, мне удастся хотя бы на секунду отвлечь её от рисования сердечек.

Я захлопнул шкафчик и выпрямился. Завтра же первым делом покажу Мельбе записку Филлис. Я поймал себя на том, что улыбаюсь — впервые с того момента, как обнаружил Рипа. Неужели именно Мельба, а не кто-нибудь другой, поможет мне найти разгадку?

Или у меня просто помутился рассудок?

Когда я наконец лег спать, было уже больше двух часов. В доме, конечно, по-прежнему царил бардак, но, по крайней мере, если здесь все перевернут ещё раз, я замечу.

На следующее утро, проспав целых пять часов, я проснулся и потянулся к телефону, прежде чем мои ноги коснулись пола.

— Да! — голос на том конце провода нельзя было назвать приветливым. Может, я слишком дословно принял рекомендацию бывалой ветеринарши позвонить утром?

— Доктор Дарлин?

— Да! — голос стал ещё менее приветливым.

Я быстро заговорил:

— Э-мм, доктор, это Хаскелл Блевинс, я звоню насчет Рипа, моей собаки. Я принес его вчера вечером. В него стреляли, и я подумал, может быть, вы скажете…

У меня кончился воздух в легких. Не знаю, почему я столько болтал боялся услышать ответ Дарлин, или боялся, что она пошлет меня подальше.

Она все равно не дала мне договорить.

— Черт бы вас побрал, Хаскелл. Вы соображаете, сколько сейчас времени?

Я не ответил. Кроме того, доктор Дарлин наверняка посмотрела на часы.

— Семь утра! Вы совсем сбрендили? Я всю ночь с вашим псом пропрыгала, и когда опасность, наконец-то, миновала, решила прилечь хоть на пару часов. И что же? Вы трезвоните… Ну, знаете…

Она продолжала в том же духе, используя выражения не вполне печатные, но кроме того, что опасность миновала, я ничего не услышал.

— Ваш пес теперь выкарабкается, Хаскелл, — сказала под конец доктор Дарлин. — Но будить его телефонным звонком было совершенно ни к чему. Как, впрочем, и меня! — на этом она бросила трубку.

Наверное, у неё было плохое настроение. Мое же, наоборот, резко подскочило.

Я принял душ, оделся и отправился на работу, свеженький как огурчик и полный сил. В кабинет подниматься не стал, решив сначала заглянуть к Элмо. Мельбу, — удивительное дело — я заметил сразу. На самом деле, её трудно было не заметить. Сегодняшний наряд нашей секретарши превзошел все мыслимые и немыслимые фантазии.

Помидорного цвета декольтированное платье с блестками и золоченым металлическим ремнем — подходящая рабочая одежда, правда? Туфли на высоченной шпильке были под стать золоченому ремешку, а губы и ногти — под цвет платью. Да, и ещё серьги. Красные. Длинные. Огромные. Таких броских сережек я вовек не видал. Несколько цепочек со сверкающими красными камнями оттягивали мочки, издавая столько сияния, что хотелось зажмуриться.

Правда, такое желание возникало и без этого блеска.

Как и вчера, в довершение Мельба пришпилила на вершину «пучка с начесом» бант, только на этот раз — из красного атласа.

Интересно, кого она пыталась изобразить сегодня? «Женщину в красном»?