Газета Литературы - День Литературы 144 (8 2008)

Главный парадокс состоял в том, что советские диссиденты бежали от апофеоза левой идеи — а в итоге попали в её же предыдущую стадию: туда, где до сих пор принято верить в "светлое будущее социализма". И за развенчание этой веры их порою честили "реакционерами" — хотя в действительности они оказывались "гостями из будущего".

Смешно сейчас вспоминать, как нас всех тогда пытались поссорить, приспособить для своих нужд, делили на "плохих" диссидентов и "хороших", в особенности же норовили распределить на "левых" и "правых".

Когда-то русский физиолог Павлов поставил следующий эксперимент: приучил собаку ожидать электрического удара при виде прямоугольника и пищу — при виде круга. Затем собаке внезапно показали что-то "среднее": овал — и собака получила нервное расстройство. Нечто подобное произошло при столкновении западного мира с советскими правозащитниками. Прирученные думать только в терминах "левого-правого", разделённые потрясающей идеологической нетерпимостью, эти узники западного духовного ГУЛага никак не могли постигнуть, что перед ними нечто принципиально новое. С удивлением обнаружили мы, что для них важнее, с кем оказаться за одним столом, выступать с одной трибуны или поставить подпись, чем существо сказанного или содержание петиции.

…Поразительно, не правда ли? Мы приехали из глухой страны, где нет никакой политической жизни, приехали с чувством провинциалов, случайно попавших в столицу, и вдруг оказались политически старше на много десятилетий. И хотя среди нас есть люди разных политических предпочтений, никому уже не удастся разделить нас по "лагерям". От этой опасной дихотомии нас весьма успешно вылечили сульфазином и укрутками. Мы знаем только один политический лагерь — концентрационный, где всем положена одинаковая баланда. Ни справа, ни слева там нет ничего, кроме "запретной зоны", где конвой стреляет без предупреждения. Там мы научились видеть только одну борьбу в этом мире — человеческого с бесчеловечным, живого с мертвечиной. За её исход мы все несём ответственность.

Одним из самых влиятельных критиков Буковского на Западе — и особенно этой его книги — стал известный немецкий писатель, Нобелевский лауреат Генрих Бёлль. Как оказалось, мышление этого "гуманистического классика" также плотно заковано в дихотомию "правых" и "левых", с явной симпатией к последним. В своей статье "О Владимире Буковском" (1983) он конечно возмущается "брежневским режимом", но до больших обобщений не поднимается, не решаясь критиковать в целом священную корову "мирового социализма". Поэтому неудивительно, что в эпоху "социалистической перестройки" советские редакторы охотно включили эту статью в пятитомное собрание сочинений Бёлля, начавшее выходить в Москве с 1989 г. О возвращении самого Буковского в те годы ещё помалкивали…

Бёлль упрекает Буковского в том, что тот будто бы идеализирует несоциалистический мир, не замечая его собственных проблем. Однако всякий внимательный читатель легко обнаружит в "Письмах русского путешественника" довольно нелицеприятную критику Запада. Правда, эта критика звучит совсем с других позиций, чем того хотелось бы Бёллю. Немецкий писатель предпочитает критиковать Запад с точки зрения некоего абстрактного, идеалистического "социализма". А за отвержение Буковским всякого "социализма" в принципе он даже называет его "циником". Что ж, в таком случае и нам позволительно сделать циничное предположение — если бы бывший солдат Вермахта Бёлль оказался после войны не в американском плену всего лишь на один год, а, как иные его сослуживцы, угодил бы в сибирские лагеря эдак на десятилетие, вероятно, его оценки "социализма" были бы менее восторженными…

А "русский путешественник" борется не за идеологические абстракции, но за свободу, которая для многих по-прежнему неуловима — а для него единственно реальна и всеобъемлюща.

Он и поныне терпеть не может носить "официально принятый" галстук, в дружеской компании может легко перепить (не пьянея!) куда более молодых собеседников, а драконовские законы против курильщиков делают его диссидентом и в Англии..

2. ПУТЕШЕСТВИЕ В НАСТОЯЩЕЕ

В ходе недавних визитов Владимира Константиновича в Петербург и Москву было отчётливо заметно, как его достали стереотипные журналистские вопросы о его легендарном обмене на Корвалана. Что ж, медиа-клише — неотъемлемая часть поверхностной "паблисити"…

Здесь вновь проявился этот неизбывный контраст между Россией и Европой — только с несколько неожиданной стороны. У нас до сих пор часто видят в Буковском лишь "бывшего советского диссидента", тогда как в Европе он давно уже известен в первую очередь как один из принципиальных критиков проекта Евросоюза. Для многих российских либералов, которые по старинке идеализируют всё "европейское", такая точка зрения выглядит парадоксально и даже вызывающе.

В книге "EUSSR", написанной Буковским в соавторстве с историком и переводчиком Павлом Строиловым, авторы доказывают, что ЕС является римейком, и если угодно, даже клоном СССР. Свою позицию они основывают на множестве архивных документов из Горбачев-Фонда, свидетельствующих о том, что на своём излёте Советский Союз готовил "мягкое" поглощение Европы. А точнее — такой "общеевропейский дом", где перегоревший "красный" большевизм должен был слиться с "розовыми" левыми движениями западноевропейских стран и тем самым учредить новую глобальную социалистическую государственность. Но этот проект сломали спонтанные национально-освободительные восстания в Восточной Европе…

Однако в своих основах он вполне сохранился — законодательство ЕС местами подозрительно напоминает советское, да и сама РФ всё громче провозглашает себя "правопреемницей СССР". Впрочем, делать конспирологические выводы предоставим самому читателю… А здесь приведу лишь фрагмент из нашей давней беседы с Владимиром Константиновичем, состоявшейся в Кембридже еще до выхода "EUSSR", — где он существенно раскрыл эту тему:

"- В одном из ваших интервью я прочитал весьма парадоксальное в ваших устах утверждение: "Я предпочёл бы жить в бывшем СССР, чем при нынешней политкорректности".

— Ну, это или я слишком экспрессивно выразился, или журналист красочно преувеличил. Хотя тенденции здесь действительно очень тревожные. Мы ещё слишком много думаем об издохшем драконе, и потому не замечаем новых, растущих опасностей. Вот, к примеру, недавний договор в Ницце о создании Европола — некоей общеевропейской полиции. По этому договору любого подозреваемого можно запросто депортировать в любую из стран Евросоюза, наплевав на национальные законодательства. И жаловаться на них вы не имеете права, потому что эти европолисмены обладают дипломатической неприкосновенностью. Но два пункта там особенно умилительны. Впервые в ранг уголовных преступлений общеевропейского масштаба введены "расизм" и "ксенофобия". Вы можете дать мне их юридически точное определение? Это чистая идеология, причём очень злобная идеология. Любое ваше высказывание можно объявить "высказыванием ненависти" ("hate speech") — и оно тут же становится подсудным! Вы отныне уже не можете ни за что покритиковать чёрного или араба — ибо вам пришьют "расизм". Не нравится, что вашей страной управляет дядя из Брюсселя — вот вам и "ксенофобия". Да это же в точности списано с приснопамятной 70-й статьи УК РСФСР — "антисоветская агитация", под которую подогнать можно было что угодно. Была "антисоветская", будет "антиевропейская" — вот и вся разница. Любая критика порядков Евросоюза — и за решётку. Вот к чему пришли эти "гуманисты"!