Станислав Шуляк - Солнцебесие. Афоризмы и откровения

175. Двуногий, голокожий жизненосец с парою идей и мнений, с жалкими языком и намереньями, в меру герой и немного предатель, зато со всемирным апломбом да разнузданной мифологией – сё и есть нынешний человек!

176. Человекам солнце досталось усталое, плешивое, всё в зарубках, шишках, заусенцах и пигментных пятнах. Не солнце – голова болвана. И с тех пор оно нимало не усовершенствовалось.

177. Проростки истин на полях безверия бывают затоптаны ордами и полчищами единомыслящих.

178. Пришло время убивать – сделай это со всякими, настаивающими на своей правоте!

179. А сам ты, человек, многих ли был созидателем скопищ слов, угнетаемых до размера афоризма?!

180. Оптимизм или пессимизм художника видны в его красках.

181. У иного художника за красками и картины не разглядишь.

182. О, настанут ли когда-нибудь блаженные времена, в которые возможно будет безжалостно обольщать наивное и беспрепятственно истреблять поэтов?!

183. Цивилизованность эпох измеряется степенью безнаказанности истребителей как самих искусств, так и всяческих носителей оных.

184. Сколько новых истин вдруг обретёт двуногий, столько же – изведанных – где-то в другом месте (в другой жизни) он их и утратит.

185. Жизнь – вольное (невольное, безвольное, недовольное) плаванье, истины в нём – якоря.

186. Кто бы сейчас знал иудейского Бога, когда б не двухтысячелетней давности Иисусов ребрендинг?!

187. Верующему и скептику, блаженному и нигилисту лучше всё же не встречаться в пределах одного книгохранилища.

188. Да, действительно, Бог – мужского рода. Но это ничего ещё не значит. И уж тем более не означает приговора. Чтоб не сказать – руководства к действию.

189. Битва Дон Кихота с ветряными мельницами уже потому тщетна, что мельницы при этом всё равно остаются со своею трудовою мукóй, а Дон Кихот – со своей философической ежедневною мýкой.

190. И всё же я ошеломлю ещё вас всех и разжалоблю своими непомерными конвергенциями и бифуркациями.

191. Кинематограф – младший брат театра. Удивительно только, как при таких высоких ставках, при столь неизмеримых барышах ни один из них не удавил брата своего ещё в колыбели.

192. Быть может, из всех разновидностей Хаоса для тебя более всего доступна вакханалия букв и созвучий!

193. Легче Богу – в диссиденты, чем сатане – в масоны!

194. О, отнеси же в дар в основания мира – свои неизмеримые, свои небывалые навыки негодования, традиции бесчестья и свои таланты лжеца!

195. Познай правоту Хаоса! Горькую, гадкую, неудержимую.

196. Ещё раз: правота Хаоса более суммы заблуждений человеков. Она вне этой суммы.

197. Всякое, лютующее над мирозданием, истребляющее живое, логическое, подготавливает проверку на прочность деяний Творца.

198. Мракобесие солнцеподобно! Праведность адодобычлива !

199. Мне с миром не по пути! Я и с человеками-то вышагиваю даже не разными дорогами, разными обочинами, застарелыми рытвинами, запустелыми бездорожьями.

200. В юности – размах заблуждений, первородная свежесть идиотизма, блаженное напряжение мышц. В старости – мучительная череда сожалений, скрипящие коленки, аромат атрофий. Таковы пограничия тщетной пластической территории, именуемой жизнью.

201. Дьявол, известно, в деталях. Хаос – ученик того и соперник – в спецэффектах и дублях, в бесчестном сценарии, во взбесившемся монтаже.

202. Вырви глаз наблюдателя скудных дней твоих, к тому же клеймящего оные безразличием или восторгом, не позволяй бытие твоё лицезреть праздному, или хоть бы и праведному, ни с тем ни с другим не учреждай коалиций, не заключай перемирий, не празднуй побед.

203. Говорят, весь мир – театр. Но на цене входных билетов это почему-то не сказывается.

204. В юности зеркало – атрибут оптимизма. В исходе дней – смертоносное орудие депрессий. И редко – наоборот.

205. Да, мир – театр, но билеты в нём продаются только на места, с которых главнейшего действия не различишь.

206. Слово за слово – вот уж и череп проломлен! Двуногий не обучен вести беседы на языках консенсусов.

207. Так заедай же скорее, двуногий, век свой быстротекущий сумятицей перлов, перестрелками парадоксов, ссадинами незабытых обид!

208. Лукавствующие твари двуногие, именующие себя экологами, в тишине и мёртвой подспудности всё готовят ошалелым сообществам тиранию чистого воздуха, диктатуру зелёных насаждений, господство естественной жизни, недонаселение оскуделых держав.

209. Имморализм – разновидность морали, по преимуществу, субъект радикальной части её размашистого спектра.

210. Существенно недооценивают пафосность всякого фиаско. Сражаться лучше с врагом. Терпеть пораженье – от ворога.

211. В захудалом животноводстве, как и в нынешней России, смертность скота превышает рождаемость.

212. Сказано любить, любить ближнего своего в горе и в радости, в смехе и в слезах, в соплях и в отрыжке и ещё во всяческих человеческих испражнениях.

213. У современной морали спущены все колёса и отказывают тормоза. Потому-то ею пытаются рулить самые бесстрашные из негодяев.

214. А в конце концов в существовании человеческом нет ничего более важного, более пронзительного и запоминающегося (или даже священного), чем поглощение изысканной пищи, опьянения себя безрассудного сладким вином и последующих, неизбежных дефекации с мочеиспусканием.

215. Спеши запечатлеть сей мир во всём его злоединстве , покуда он окончательно не распался на мириады и полчища лукавых, несусветных, болезненных афоризмов.

216. Всякая человеческая мысль безвозвратно истреблена и подточена саранчою лаконичных высказываний, нашёптанных тебе в часы твоих недужных бессонниц.

217. А всё же интересно будет взглянуть на тщетные веянья многих держав и сообществ после исчерпания мировых запасов подземной чёрной нефти.

218. С детства не любить никакой родины – и всё для того, чтобы с возрастом, постепенно возлюблять её, по частям, по отделам или даже по разрозненным областям.

219. Раньше или позднее станут в мире явственными все загадочные и замысловатые, политические подноготные.

220. Если свиньи всё же учредят когда-то собственную державу, то в память о покойных предках назовут её Беконией.

221. И угораздило же тебя, двуногий, остаться без бога и без хвоста! И это ничего, что хоть в разное время.

222. И папы раньше или позднее склоняются пред педерастами.

223. Иногда и высокая литература приводит к ужасающим последствиям. Раскольниковым бы топором самому Фёдору Михалычу – да по твёрдокостному, достоевскому темечку!

224. Археологу ведомо: раскопай он внезапно весь мир, как тут же опрокинет всё нынешнее значение своего сводного брата – историка. Потому-то не торопятся оба.