Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #10

Печально, что в русском обществе так и не прозвучали все эти вопросы. Не задала их и православная паства — а ведь в этом не было бы никакой дерзости, никакого посягательства на достоинство и права Церкви: вопрос-то общественно-политический. Или уж действительно поставлен знак равенства между православностью и “не должно сметь своё суждение иметь”?

Если это и есть тот самый наш “идентитет”, тайной сбережения которого мы готовы поделиться с будто бы потерявшей себя Францией, то не стоит трудиться. В таких уроках она не нуждается, а вот на оскорбления, даже на видимость оскорбления её национального достоинства реагирует стремительно и жёстко. Яркое подтверждение тому — скандал, разразившийся в связи с телевизионным выступлением президента Алжира Абделазиза Бутефлики, в котором он резко обвинил Францию в “геноциде алжирской идентичности”****. Прозвучали эти слова (и ещё многие другие, не менее резкие) 17 апреля, в ходе его поездки по своей стране, а уже на следующий день, 18 апреля, заговорили пушки французской прессы. Значит, порох держали сухим и, видимо, помнили, как ещё в августе минувшего года Бутефлика потребовал, чтобы Франция признала свои “преступления в Алжире” и то, что она “пытала, убивала, истребляла” алжирцев во всё время своего пребывания здесь, то есть с 1830 по 1962 гг.

Но скорость реакции, но её тон! Причём вовсе не обязательно со стороны крайне правых, как непременно сказали бы у нас — “ультранационалистов”. Вот, например, в моей папке (которую условно называю своим “французским дневником”) вырезки из вполне респектабельной газеты “La Provence” (18 апреля 2006 г.). Свою статью с подробным изложением обвинений, предъявленных Франции алжирским президентом, она сопроводила фотографией последнего — одним из шедевров того рода репортёрского искусства, которое способно любого политика представить в образе Гитлера, охваченного острым приступом паранойи. А автор передовицы Жорж Латиль, внешне как будто и удержавшийся в рамках пресловутой политкорректности, тем не менее под конец наносит нокаутирующий удар.

“Выдвинуто тяжкое обвинение. Оно ранит и даже оскорбит всех тех, кто трудился в этой стране с верой, убеждённостью и любовью. В Алжире, сколько нам помнится, были не только богатые колонисты. Там также жили скромные люди, влюблённые в эту землю, которую они, по праву или нет, сделали своей. Сделали своей второй родиной”.

Браво, французы! Нет, наиболее вменяемые из них (а таких большинство) не отрицают, что была кровь, было насилие — правда, не забудут добавить, что всё это было с двух сторон.

Не отрицают даже, что, возможно, они были не совсем правы, считая эту землю своей. Но они любили её, обустраивали её, орошали своим трудовым потом — вот на что переносится центр тяжести. А это всё — священно, такие чувства и такую память непозволительно оскорблять, а потому — и вот тут-то и наносится главный удар: не думайте, г-н Бутефлика, что мы неспособны разглядеть задний план вашего выступления, мы знаем, что Париж вытесняется из Магриба Пекином и — особенно! — Вашингтоном.

“Но сделайте милость, больше не просите нас обучать ваши элиты, чтобы затем использовать в своих целях все вытекающие отсюда преимущества. И не прибегайте, пожалуйста, к нашей помощи при первом же тревожном сигнале. Нельзя, с одной стороны, безнаказанно обвинять, а с другой — использовать”. Каково: “безнаказанно”! Нет, право же, есть чему поучиться. А поскольку в тексте употреблено слово “soin”, которое обозначает также и медицинскую помощь, то далее ситуация приобрела бесподобную сценическую выразительность.

Вскоре после своего наделавшего столько шуму выступления президент Бутефлика, в связи с обострением хронического заболевания, оказался во французском госпитале. И вот респектабельная печать, так склонная потоптаться на теме “русского империализма и национализма”, дала себе волю. Так, например, “Le Figaro” (21 апреля 2006 г.), напомнив, что уже после прошлогоднего выступления Бутефлики затормозилось подписание франко-алжирского договора о дружбе, а теперь оно и вовсе будет отложено в долгий ящик, закончила статью весьма оригинально: процитировав почитающегося в иное время одиозным Ле Пена. Ле Пен же, не мудрствуя лукаво, резал правду-матку: “Я нахожу поистине скандальным, что господин Бутефлика позволяет себе публично заявлять такие вещи, а на следующий день — просить медицинской помощи у омерзительных колонизаторов, каковыми он нас считает”.

Обычно завершающая цитата приводится для подкрепления собственной позиции, это нечто вроде последнего мазка на полотне. В противном случае требуется комментарий. Но комментария не последовало.

А ведь, положа руку на сердце, следует признать, что всё, сказанное алжирским президентом, — комариные укусы по сравнению с тем, что пришлось и до сих пор приходится выслушивать России. Несмотря на её бесконечно повторяемые покаянные поклоны. Взять, например, извинения за события 1956 года в Венгрии. Россия уже приносила их при Ельцине, но Путин в ходе своего недавнего визита в Будапешт счёл нужным покаяться снова. Причём ни тот, ни другой не вспомнили о венгерских частях, воевавших в составе гитлеровской армии и отличавшихся беспримерной жестокостью. За их действия Венгрия не приносила нам извинений, зато в Воронежской области, где они особо отличались, родилась идея установить памятник “павшим героям”. Ну и, разумеется, никто не вспомнил ни о весьма мрачных подвалах самого восстания, ни о двусмысленной фигуре Имре Надя — впрочем, это уже другая тема, к которой, возможно, имеет смысл когда-нибудь вернуться.

Главное в другом: ответной общественной реакции на всю эту оргию неприглядных покаяний (а список можно продолжать и продолжать) не последовало. Так уместно ли с таким-то вот, неразличимым даже в самый сильный микроскоп потенциалом собственного национального достоинства рваться на помощь угнетённой Марианне? Она, как видим, не вовсе беспомощна и хлыстом своего красноречия, даром которого не обделил её Бог, хлещет обидчика — ну да, фигурально выражаясь, до крови. То есть отшвырнув в сторону не только модную политкорректность, но и традиционные этические нормы: всё-таки попрекать человека оказанной ему медицинской помощью… от этого становится как-то не по себе. К тому же ведь не всё, сказанное президентом Бутефликой, неправда. Это признают и сами французы — многие, если не большинство. Признают — но не любят, чтобы об этом им говорили другие. Признают — но считают недопустимой хотя бы тень оскорбления Франции и французов, пусть они и были колонизаторами.

Мне в этом почудился отзвук старинного, восходящего ещё к эпохе священного права королей представления о “lиse majestй” — “оскорблении величества”. Возможно ли, чтобы Республика, отсекшая на гильотине венценосную голову Людовика XVI, перенесла эту идею неприкосновенности на саму Францию и её суверенный народ? А почему бы и нет? Ведь и французских королей (об этом пишут братья Гонкуры) было принято именовать “La France” (“Франция”), а само слово “суверенный” восходит к “souverain” — “монарх, государь”.