Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #10

Как бы то ни было, отнеслась я к такой национальной щепетильности с должным уважением, с грустью думая, что вот этого терпкого вещества, обострённого чувства чести сегодня недостаёт в русской крови. Вот только ответного понимания и сочувствия нам ожидать не приходится. Говорю это без обиды, что было бы просто глупо. Но знаю, что у медали есть оборотная сторона, и помнить нужно о них обеих.

* * *

Вот передо мной католическая газета “La Croix” (“Крест”), накануне выступления Бутефлики поместившая на своих страницах яркую и поэтическую серию очерков Бруно Фраппа “Камни Алжира”. И с первых же строк — главное сказано: “Сердцем мы все алжирцы. Всем своим нутром, памятью, ностальгией, чувством истории, пусть и запятнанной кровью и заблуждениями, преступлениями, вызванными любовью и её симметричной противоположностью, ненавистью. Франция — Алжир, немыслимая и в то же время навеки нераздельная чета, которую разъединяет и соединяет море… Алжир священного мифа дремлет в душах миллионов французов”.

Среди этих миллионов не забыты и ветераны алжирской войны — ведь они тоже сражались, а иные и погибли “за Францию”.

Буквально — “умерли за Францию”, как гласит ритуальная формула воинских мемориалов, надгробий и даже индивидуальных табличек, установленных на местах расстрела партизан, например. “Умерли за Францию” — это священно. Не потому ли и выделяет Фраппа ветеранов Алжира отдельной строкой, чтобы Франция помнила и о них тоже. Да и не он один. На привокзальной площади в Тарасконе я сразу же увидела общий памятник: “Французам, умершим за Францию: 1914-1918, 1939-1945, война в Алжире.

Французам из заморских департаментов, умершим за Францию”.

Это вам не победители фашизма, лишённые права носить свои заслуженные награды. Что, как видим, даже и предстоятель Русской Православной Церкви не считает помехой “духовному возрождению”.

А что же до “камней Алжира”, навеки вросших не только в землю Магриба, но и в память французов, — это так нам внятно. Ведь миллионы русских ещё в школе учили “Чуден Днепр…”, повторяли “На холмах Грузии…”. Наверное, иные до сих пор помнят строки Тютчева о “нам завещанном море” — Чёрном море и о Севастополе. Тоже орошали те земли своим трудовым потом и погибали за них.

Словом, мы, наверное, в чём-то могли бы понять друг друга — “колонизаторы” и “империалисты”. Но не тут-то было! За неделю до того, как были так проникновенно воспеты “камни Алжира”, та же “La Croix” поместила статью о Приднестровье. По понятным причинам она привлекла моё особое внимание. И просто поразила — не только враждебной предвзятостью, но и пренебрежением к общеизвестным историческим фактам, а порою элементарным незнанием их. К слову сказать, такое невежество вообще отличает публикации на “русские” темы даже в самой солидной французской прессе. В этом, по-моему, есть даже какая-то нарочитость: рядом ведь помещаются материалы по Ближнему Востоку, например, — и они основательны, насыщены фактами, многосторонни. Но применительно к России и её истории — минувшей и текущей — всё это считается совершенно излишним. И потому из статьи в “La Croix” можно было узнать, например, что Приднестровье (упорно именуемое Транснистрией, словно автору неизвестно, что так оно именовалось только в период румынско-фашистской оккупации) — это “заповедное поле охоты” нынешней, по-прежнему снедаемой “имперскими амбициями” России. Что депутаты, поддерживающие его — это, разумеется, “русские ультранационалисты”. Что войну 1992 года развязала “транснистрийская гвардия”, атаковавшая беззащитную молдавскую полицию, и что война эта обернулась тысячами жертв. Ни слова — о бомбёжке Бендер, где убитых хоронили во дворах, ни, главное, о том, как же распределились жертвы среди гражданского населения. А ведь достоверно известно (данные опубликованы неоднократно, и никто даже не пытался опровергнуть их), что именно эти жертвы почти исключительно приходятся на Приднестровье. Но зачем об этом говорить, когда таким образом будет сломана удобная и универсальная схема! Она для французской печати, похоже, нечто вроде отмычки, мгновенно открывающей тайны российской истории всех эпох — царской, советской, нынешней.

Вот, например, солидное издательство выпускает сборник очерков и воспоминаний французов, в то или иное время посетивших Россию. Среди них встречаются и вовсе не враждебные по отношению к ней, наоборот. Скажем, Теофиль Готье кое-что описывает с неподдельным восхищением — как ни странно покажется многим русским, железные дороги, например. Но предваряется сборник картой Восточной и Центральной Европы конца XVIII века; и на этой карте, притом с кучей хронологических ошибок, все вошедшие в состав России территории скопом именуются аннексированными. Похоже на камертон, задающий правильную ноту.

А вот “Le Monde”, один из столпов классической, серьёзной прессы, в конце марта пишет об Украине и Белоруссии. О, тут есть где развернуться; а упомянутая схема, не то что не отмеченная “острым галльским смыслом”, но “простая, как мычание”, являет себя в полной обнажённости. Подумать только: две, по европейским меркам, больших, сравнимых с самой Францией страны, каждая со своей историей и особенностями, — непростая работа для аналитика, который хочет всё-таки что-то объяснить, пусть даже и с чуждых для нас позиций. Но нет: ни следов высшей математики, ни даже алгебры на уровне средней школы — всё просто, как дважды два.

Украина, едва освободившаяся от “советского ига” (понятно, больше нас ничто не связывает — это вам не “камни Алжира”), устремилась на Запад — умница, молодец, правильной дорогой шагает. Не без затруднений, конечно, ну так тут долг Запада помочь перспективной неофитке освободиться от остатков влияния “русской империи”.

С Белоруссией же дело обстоит много хуже: она “отвергла демократическую эволюцию, которой ожидали от неё европейцы” и “предпочла остаться тесно связанной с Россией”. Ну посудите сами: можно ли совершить более страшное преступление, нежели обмануть ожидания европейцев? Виноват же во всём “режим (!) президента Александра Лукашенко”*, который “поставил своей целью вывести Белоруссию из-под западного влияния во имя славянского национализма, более близкого русской культуре, чем западные ценности”. (Курсив мой. — К. М.)

Что ж, дважды два, как видим, на поверку не так просто. Нелегитимными, обладающими сомнительным правом на существование предстают каждая страна, каждый лидер и каждый народ, которые не признают априорной приоритетности западных ценностей. Подозрительна, при всём её блеске, и русская культура, отмеченная, как видим, родовым пороком “славянского национализма”. А вот это уже серьёзно и выводит нас на тему, возраст которой — по меньшей мере тысяча лет, роковое значение которой видели такие разные в остальном Пушкин и Мицкевич, которую исследовал Данилевский и не обошёл вниманием Достоевский.