Коллектив авторов - Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 г.

У мамы замерзли ноги и руки, пальцы опухли от сырости. Чеченцы, поселившиеся на окраине села, узнали, что у односельчанки нет отопления. Принесли ей термос с горячим чаем и пышки с сыром. Звали жить к себе, но она не смогла оставить собак и кошек.

– Ты деньги получила? – спросила я.

– Какие это деньги? Копейки! – отмахнулась она. – В следующий раз жду реальную помощь!

Обрадовавшись, что мама не сдается, я отправилась в центр, побродила по Пятницкой, знакомой мне по книге Леонова о Пашке-Америке. Полюбовалась на величественные здания Москвы и ее соборы с золотыми куполами.

Николя улетел в Канаду, и, чтобы вспомнить его, я купила ментоловые сигареты. Курить не курила, но сама пачка возвращала меня в то время, когда мы дружили.

Вернувшись, я обнаружила, что никто, кроме меня, не заправил за собою постель – одеяла и подушки валялись на полу. Никому в голову не пришла мысль сложить их хотя бы в общую кучу. Несколько подушек обмочили кошки, но ни взрослых, ни детей это нисколько не смущало.

Едва я завела разговор о беспорядке, Лев Арнольдович меня перебил и начал вспоминать, как справлял прошлый Новый год:

– Пошел за шампанским с детьми. Аксинья стала беситься в магазине, открыла несколько банок консервов, наелась, а затем на кассе нас обсчитали на пятьсот рублей. Заметил я недостачу на улице!

– Почему же вы не вернулись за деньгами? – удивилась я.

– Я гордый! Это всё Аксинья виновата! Нечего было баловаться, – пояснил Лев Арнольдович.

Поманив меня за собой, Христофор в коридоре объяснил:

– Папа – врун! Нас не обсчитали, деньги он на винишко припрятал! Папа в магазине мирно разговаривал, а на улице побил Аксинью.

– А ты что сделал? – спросила я.

– Отбежал подальше! Я его боюсь. Он говорит-то интеллигентно, а исподтишка может и ударить.

– Христофор, хватит папу сдавать, – сказала Глафира.

От юной девушки шел смрадный запах. Мне удалось затащить ее в ванную.

– Включай воду и мойся, – потребовала я. – Ты уже чешешься, Глафира!

Поняв, что сбежать ей не удастся, Глафира покорно вздохнула и открыла кран.

Любомир, вскарабкавшись на кухонный стол, декламировал:

Рядом с маленьким поэтом урчал котенок Чубайс. Лев Арнольдович похвалил сына, а затем сказал:

– Много лет я мечтаю уехать в Израиль. Там умеют обращаться с инвалидами, там Аксинья не пропадет.

Но Марфа Кондратьевна не разрешает нам выехать. Все дети записаны на нее.

– Пойдите в посольство, объясните ситуацию. Еврей вы или не еврей? – сказала я.

– Это мысль! – вдохновился Лев Арнольдович, прислушиваясь к шуму, доносившемуся из гостиной: Мата Хари с наслаждением штурмовала елку, старинные игрушки летели во все стороны и звонко бились о паркет.

– Кто-то нам в дверь просунул конверт! – заметила Ульяна.

– Наверное, это Дед Мороз с опозданием подарок принес, – обрадовался Любомир.

Увы, всё оказалось куда прозаичнее. Текст письма гласил:

«Бессовестные вы люди! Мы живем рядом с вами долгие годы и до сих пор не знаем, за что нас так люто покарал Господь! С вами нас объединяет общий коридор, в котором всегда полно вашего хлама. Коридор запущен до крайней степени и обгажен вашими кошками. Вы визжите и орете круглосуточно, бьете в стены и топаете как слоны. Пусть Новый год пробудит в вас желание к чистоте и порядку! Ваши измученные соседи».

Кот Мяо Цзэдун выглядел сконфуженно, напрудив у соседской двери.

– Ну-ка, брысь отсюда! – шикнула я на него.

Пожилая соседка, выглянув из своей квартиры, потребовала от Льва Арнольдовича убрать за питомцем.

– Идите вы! – выругался Лев Арнольдович, недовольно косясь на письмо.

В ответ соседка вспомнила его мать и бабушку дьявола, а потом приписала семью Тюки к древней профессии.

Морозными январскими вечерами Марфа Кондратьевна не могла посещать любимые всей душою правозащитные митинги – боялась простуды. Сгорбившись, она сидела на кухне и утирала слезы, разглядывая прохудившуюся тонкую клеенку на массивном столе. Родившая детей в солидном возрасте, защитница прав человека никак не могла сообразить, что от нее требует супруг. Лев Арнольдович хотел уюта и вкусной еды – его желания были стары как мир.

Из перепалок между супругами всплывали картины прошлого. Лев Арнольдович в одиннадцатилетнем возрасте приполз домой на четвереньках, но у самого подъезда понял, что неведомая сила забирает его в открытый космос.

– Я сопротивлялся! Бился с инопланетным врагом! Утром соседи нашли меня в собственных нечистотах, а кругом – вырванная с корнем трава и сломанные кусты. Я хватался за них! Я смог остаться на Земле! – пояснял Лев Арнольдович.

– Меньше надо было «Тройной» одеколон пить! – хмуро отвечала Марфа Кондратьевна.

– Чтобы мальчишки в школе считали меня ботаником?! – возмущался ее бородатый супруг.

В призывном возрасте он попал в сумасшедший дом.

– Я сымитировал шизофрению, начитавшись нужной литературы! Я не хотел воевать! Но меня упрятали надолго, и мне реально сорвало кукушку от убойных препаратов…

– Ты буйнопомешанный! – не сдавалась Марфа Кондратьевна.

– А ты редкостная замараха! – огрызался он.

Как бы там ни было, дети у пары получились энергичные, красивые, каждый со своей идеей. Любомир слушался старших, любил пококетничать, пострелять глазками. Ульяна отличалась рассудительностью, любила комиксы. Глафира демонстрировала равнодушие ко всему, кроме книг. Даже когда родители проклинали друг друга, она не отрывалась от чтения, перелистывая страницу за страницей. Аксинья любила нагишом танцевать под музыку, а Христофор гневался на весь мир и порой хватал швабру или хворостину, чтобы отлупить родителей и больную сестру.

Лев Арнольдович, выяснив, что я в свой выходной гуляла с детьми и убирала дом, а Тюка ничего не делала, наговорил ей немало оскорбительных слов, а потом почему-то вспомнил про мой дневник.

– Пригрели змею! Теперь-то ее дневник образами оживет! – заключил хозяин дома.

– Коварная чеченская змея пишет что-то по ночам! – со слезами в голосе пожаловалась ему Марфа Кондратьевна.

– Честное слово, дневником не издам, переделаю в роман, – пообещала я из общего коридора, решив навести там порядок. – Главное, сами себя не выдайте по глупости.

Правозащитники насупились.

– Да кто ее опубликует! – махнула рукой Тюка. – Нянька с претензией на гениальность!

– Тоже верно. Нам бояться нечего, – согласился с супругой Лев Арнольдович.

– Военные дневники спрятала?! Почему мне не отдала?! И кстати, таких тетрадок, что писали люди в войну, пруд пруди. И никому они не нужны! Валяются по фондам и конторкам, как корм для мышей! – крикнула мне Марфа Кондратьевна.