Надежда Куликова-Архангельская - Моя Дорога Ветров, или Всё хорошее начинается с «сайн»

Кто-то из учёных связывает его с названием реки Мон и горой Мона. В результате слияния со словом «гол», означающим « основной, центральный», появилось слово «монгол». По другой версии, это слово могло с такой же вероятностью появиться путём слияния слов «мунх» («вечный») и «гал» («огонь»). А кто-то связывает его с видоизменением слова «мунгу», что означает «серебро», ведь когда-то монголы называли себя Великой серебряной династией.

Другая группа учёных пытается прояснить этот вопрос через обращение к тунгусо-маньчжурским словам. Так, согласно одной версии, источник – слово, переводящееся как «сильный, упругий, тугой». По другой – переводящееся как «стремительно несущийся с гор поток».

А кое-кто объясняет проще, обращаясь к слову «могул» («могол»), что означает «великий», «большой» и даже «здоровый».

Думаю, научной мысли монгольских учёных суждено ещё долго приближаться к истинной разгадке. Совсем иное дело значение слова «Сайн-Шанд». С ним всё ясно: «хороший источник».

Меня всегда тянуло к хорошему!

Мифы о Монголии

И вот поезд уже на территории Монгольской Народной Республики. Что я знаю о ней? Совсем немного, почти ничего. Зато слышала не раз пренебрежительное: «Курица не птица – Монголия не заграница». Это миф. Точно так можно было сказать и про Болгарию, считавшуюся тогда чуть ли не шестнадцатой союзной республикой.

Родилась эта присказка исключительно по одной причине: численность населения республики невелика, зато несоразмерно велико присутствие советских граждан, прежде всего военных, живущих привычной гарнизонной жизнью с поправками лишь на иные климатические условия. Иное дело гражданские специалисты, погружающиеся в самую гущу жизни незнакомого, потому и непонятного народа.

Монголия – заграница, да ещё какая! Страна с крепкими традициями, над которыми, кажется, не властно время. Даже живущая в другом временном измерении. И это я не часовые пояса имею в виду. Монголы – люди другой веры, с другим менталитетом. Но со свойственным им гостеприимством терпимо относящиеся даже к чуждому и непонятному в образе жизни своих многочисленных советских гостей.

Тогда ещё не в ходу было слово «толерантность» как «терпимое отношение ко всему непохожему, отличающемуся чем-то». Сейчас можно смело утверждать, что монголы – толерантная нация. Толерантны ли мы? Вот вопрос. И у меня есть на него свой ответ, составленный из наблюдений за поведением многочисленных соотечественников.

По представлению многих, Монголия – небольшая страна. Это типичное заблуждение. Окружённая Россией и Китаем, двумя странами-гигантами, она кажется на карте небольшим государством. А между тем входит в первую двадцатку самых крупных стран мира.

Чтобы представить её размеры, к площади Франции прибавим площадь Италии, Испании, Португалии. И ещё останется! Впечатляет? И при всём этом Монголия – одна из самых малонаселённых территорий на планете.

Азия, по представлению многих, никак не ассоциируется с лютыми холодами. Между тем Улан-Батор – одна из самых холодных столиц мира. Можно продолжать и продолжать…

А пока я только смотрю на карту мира, и «маленькая» Монголия своей формой ассоциируется у меня то с пиалой (незаменимой посудой монгола), то с пельменем. Он, как выяснится, «родственник» бозов – любимого монгольского кушанья.

А Сайн-Шанд, город, где мне предстоит работать, один из немногих, обозначенных на карте мира, представляется мне крупным центром. А это заблуждение. И расстояние от столицы до Сайн-Шанда кажется мне совсем небольшим. На самом деле 470 километров.

Единственное, что я определила верно: до Китая рукой подать.

Здравствуй, Монголия!

Остались далеко позади «дрожащие огни печальных деревень», российские полустанки и поселения – потемневшие от времени скромные, а подчас откровенно бедные деревянные домишки со светлыми наличниками да высокими заборами, выжженными солнцем и промытыми проливными дождями. То изредка возникавшие, то вновь надолго исчезавшие из вида и снова печально сопровождавшие поезд по всему пути его дальнего следования. И леса, леса без конца и края с резкими очертаниями хвойных верхушек-кардиограмм вблизи и сглаженными в непрерывную бесконечную линию во весь горизонт вдали. А ещё дальше они сливаются с бескрайним небом и становятся совсем неразличимыми…

Грустный лик одиноких забайкальских поселений! Строгая и печальная моя Родина! Поезд, покидая Наушки, движется к монгольской границе.

Визит монгольских пограничников, и поезд мчит дальше уже под чужим небом. На рассвете я увижу Монголию.

Одиночные, в отдалении белеющие юрты словно сплюснутые мягкие, уютные шарики. Множество никем не пуганных птиц, сидящих на проводах. Редкие конные всадники. Никаких обезображивающих следов хозяйственной деятельности человека. Да и самого человека редко встретишь. И просторы, необозримые, широкие зелёные просторы, плавно переходящие в невысокие сопки и холмы. Ты попадаешь в царство природы, но не человека!

То же безлюдье. Ещё реже, чем в России, нарушаемое присутствием человека, но, в отличие от Сибири и Забайкалья, почему-то не вызывающее у меня тревоги, непонятной тоски и страха навсегда затеряться на необозримых просторах.

Остановка в Сухэ-Баторе. Впереди конечная станция – Улан-Батор. Позади почти пять суток пути.

Улан-Батор

Название монгольской столицы переводится как «красный богатырь», в нём заключён, как нетрудно догадаться, революционный смысл. Прежнее же название куда более прозаичное и менее звучное – Урга. Сейчас это слово на слуху благодаря одному из фильмов режиссёра Никиты Михалкова – «Урга – территория любви».

Так что же такое урга? Ничего, друзья, романтичного: длинный шест арата-скотовода. Частенько именно с ним и вдобавок на скакуне изображался на плакатах этот самый скотовод, олицетворяющий собой современную Монголию, решительно распрощавшуюся с отсталостью феодализма и неудержимо движущуюся по спасительному пути социалистического строительства.

У Никиты Михалкова же этот скромный атрибут повседневной жизни скотовода вырастает до романтического символа. Воткнутый в землю рядом с юртой, этот шест означал: заняты хозяева важным делом увеличения численности населения родного края, поэтому не надо им мешать.

Так ли было на самом деле, затрудняюсь сказать. Мне показалось, что в стыдливости монгола сложно заподозрить, ибо один из его жизненных постулатов можно сформулировать так: «Что естественно, то не безобразно». А любовь, с точки зрения монголов, скученно живущих на крохотной территории юрты, вовсе не безобразие, а естественный, самой природой назначенный процесс. Как скажем, приём пищи или сон. Это очень естественные люди, способные своей естественностью смутить кого угодно. Европейца и подавно!