Коллектив авторов - Традиции & Авангард. №3 (10) 2021 г.

– Христофор, голубчик, давай лезь сюда, как все, – пробурчал Лев Арнольдович.

– Открыть врата! Немедленно! Я приказываю! Завоеватель идет! – громко заявил мальчик из-за двери.

– Я не знаю, где ключи, лезь в дырку! – спокойно повторил глава семейства.

– А я требую открыть врата и поклониться! Повинуйтесь, рабы! – Сдавать позиции Христофор не собирался. – Если ты сейчас же не подчинишься моему приказу, – заявил он отцу, – я разобью эту дверь ногой. Раз, два, три…

– Христофор, не надо! – Ульяна зажмурилась.

– Ладно, ладно, – моментально сдался Лев Арнольдович. – Ты, Христофорушка, не сердись на старика. Все будет, как пожелаешь.

Он порылся в карманах брюк и протянул сыну сквозь дыру связку ключей. Мальчик отпер замок и вошел в кухню обычным образом, совсем не так, как мы. На вид Христофору едва исполнилось девять. Он был худ, не причесан, его бесстрашные карие глаза сверкали тем самым огнем, что свойственен флибустьерам и разбойникам. Он был невероятно красив, несмотря на чумазое личико. Каштановые локоны обрамляли изящные скулы, кожа отливала бронзой, а физическое развитие соответствовало развитию юных атлетов Спарты. Оглядевшись по сторонам, Христофор сунул указательный палец в нос, вытащил ветвистую зеленую соплю, невозмутимо ее съел, облизнулся и, заправив нестираную, пропитанную потом коричневую майку в трусы, спросил:

– Это еще кто нарисовался на горизонте? Новая нянька, что ли? – И, не дождавшись ответа, заливисто захохотал: – Прошлая нянька у нас шизу поймала!

– Папа услал прошлую няню домой, в деревню! – шепотом объяснила мне Ульяна. – Она с нами нянчилась и сошла с ума, а позапрошлую няню мама прогнала. Она деньги украла.

– Так ей и надо, воровке! – довольно произнес Христофор.

Мне показалось, что ему что-то очень нравится в истории с ворованными деньгами, но что именно, я пока не разгадала.

Вопросительно посмотрев на Льва Арнольдовича, я заметила, что он старательно отводит взгляд и одновременно пытается найти хоть одну чистую чашку, но тщетно.

– Полина родилась в Грозном, жила на Ставрополье, теперь будет нам помогать по дому и вас обихаживать, – скороговоркой выдал он детям.

– Нам нужно называть ее «тетя Полина»? – спросила отца Ульяна.

– Какая она вам тетя?! Ей двадцать лет! Достаточно обращаться по имени, – отчеканил Лев Арнольдович.

В распахнутую дверь кухни вплыла женщина с большим животом, растрепанная, в ночной рубашке и халате. На вид ей было около сорока, и я приняла ее за хозяйку, но ошиблась. Это оказалась чеченка, живущая в комнате детей.

– Рожать приехала в Москву! – сообщила она. – Я Зулай. Мужа осудили по статье «Терроризм», на долгий срок в тюрьму упекли, а я беременная. Марфа Кондратьевна позволила здесь перекантоваться.

– Ясно, – кивнула я, понимая, что работы намечается больше, чем ожидалось.

Ульяна и Христофор ускакали из кухни, не позавтракав, а на пороге появился Любомир с расцарапанными щеками и в памперсе. Любомир отличался от шустрого горделивого Христофора внимательным взглядом бездонных черных глаз и спокойным выражением мраморно-белого личика. Он был в одном полосатом носке и белой майке, облитой кетчупом, который засох, судя по всему, несколько дней назад. Было немного странно, что дети такие разные: Ульяна с рыжими волосами и зелеными глазами, кареглазый Христофор и очаровательный темноволосый Любомир.

Любомир подошел ко мне и, доверчиво похлопав глазами с девичьими изогнутыми ресницами, спросил:

– Тетя, а молочко и хлебушек есть?

Зулай, смахнув пластмассового динозавра Рекса с лавки, села, держась за поясницу.

– Все болит, – пожаловалась она. – Мне так плохо!

Взяв несколько грязных чашек, я понесла их в ванную комнату, чтобы вымыть. К кухонной раковине было не подступиться, а в ванную бочком я протиснулась мимо узлов с грязными вещами и корзин нестираного белья. За это время вскипел чайник, а кусок сливочного масла на ботинке растаял и плюхнулся на пол – его, урча, доедали кошки.

Лев Арнольдович погнался за крупным серым котом, а чеченка посмотрела на меня с надеждой.

– Ты готовить умеешь? – спросила она, увидев меня с чистыми чашками. – Я шибко голодная. Мне скоро рожать, я не могу тут пахать на всех.

– Не волнуйся, чаю дам, – ответила я.

– А молочка? – продолжал хлопать глазами Любомир.

– Если найду, – пообещала я и спросила: – Тебе сколько лет?

– Четыре, – ответил мальчик и показал на пальцах.

Я обнаружила коробку с пакетиками чая в буфете. На кухонных полках и в ящиках детские игрушки перемешались с рассыпанным рисом, мукой, пустыми банками, салфетками, иконами и кошачьим кормом. Лев Арнольдович сумел поймать серого кота и представил его нам.

– Напоминаю! – доверительно сказал хозяин. – Наши усатые обитатели квартиры ходят в обувь и оправляются в шапки! Шапки проверяйте, прежде чем надеть на голову! Мяо Цзэдун – их главный заводила.

– Он сбивает лапами иконы с иконостаса, – сообщила Зулай, показав глазами вверх.

Подняв глаза, я увидела пятьдесят миниатюрных икон под самым потолком.

– Это еще что! – закивала Зулай. – В комнатах икон гораздо больше! Там Мяо Цзэдун и трудится!

– Сахар есть? – спросила я.

Ни сахара, ни молока не было. На широком подоконнике в кухне стояла сковорода, куда вскарабкался предприимчивый котенок Чубайс. Вытряхнув его и оттуда, Лев Арнольдович, не споласкивая сковороду, сообразил яичницу из нескольких яиц на единственной свободной конфорке.

– Завтрак! – торжественно объявил он.

Раздался топот детских ножек, и кухня мгновенно наполнилась обитателями странной квартиры: пришли все, кроме Аксиньи, запертой в дальней комнате.

– Ее закрыли на засов, иначе она выскочит и отберет еду! – пояснила мне Ульяна.

Каждый из домочадцев жадно схватил по чашке с цветным кипятком и по четвертинке жареного яйца. На запах еды степенной поступью вошла в кухню хозяйка. В длинной черной юбке, в черной водолазке, совсем без косметики. Женщина, разменявшая пятый десяток, выглядела уставшей. В ее длинные волосы, отливающие серебром, был вплетен красный шелковый платок.

Я предложила Марфе Кондратьевне чаю. Она внимательно меня оглядела, взяла чашку и удалилась, не сказав ни слова.

– Мама в кабинет пошла, – дернула меня за рукав Ульяна. – Она там запирается и пишет статьи в интернет. Нам играть не разрешают, когда она у компьютера.

Едва Ульяна закончила говорить, как в кухню ворвалась Аксинья. Ее рыхлое тело, густо покрытое черными волосами на лобке и под мышками, колыхалось при ходьбе. Бедная девушка весила гораздо больше сотни килограммов. Издавая протяжные жалобные звуки и сверкая глазами, Аксинья ястребом подлетела к столу и выхватила у чеченки черный хлеб, который та достала из-за кадки с засохшим цветком, разломила на маленькие кусочки и медленно жевала. После этого Аксинья исторгла из груди победный клич: «Р-р-рм-м-м!» – и умчалась прочь.