Владислав Швед - ТАЙНА КАТЫНИ

Действительную ситуацию с сокрытием секретных материалов в архивах в какой-то степени прояснил Анатолий Стефанович Прокопенко, известный российский историк-архивист, бывший руководитель Особого архива - огромного сверхсекретного хранилища трофейных документов из двадцати европейских стран (в 1992-1999 гт. - Центр хранения историко-документальных коллекций, после 1999 г. - Российский государственный военный архив).

В газете «Известия» от 25 сентября 1997 г. он написал о том, что в работу российских архивах вернулась «добрая» советская традиция «тайного перепрятывания отдельных документальных фондов из одних архивов в другие, дабы сбить с толку российских и заграничных исследователей. Директор государственного архива, откуда ушли под покровом ночи в казематное небытие весьма важные фонды, спросил у одного из бывших столпов государственной архивной службы: что же мне говорить, если спросят об этих фондах? Получил совет: скажешь, что сгорели, украли» .

Он также отметил особую недоступность бывшего архива МВД СССР в плане получения любой информации, в том числе и по лагерям НКВД. «Попав туда недавно со второй попытки, и то по просьбе председателя комиссии по реабилитации жертв политических репрессий А. Яковлева, я поразился пустоте так называемых «листов использования» архивных дел, которых, выходит, никто до меня не касал- ся. В этом архиве - море информации об империи ГУЛАГ. Без нее все имеющиеся исследования по данной теме можно считать только предварительными набросками» .

Несомненно, многие материалы по Катынскому делу, способные пролить свет на истинные обстоятельства гибели большинства польских военнопленных, до сих пор скрыты в каких-то спецхранилищах. например, в 38 томах архивного фонда комиссии Н. Бурденко, хранящегося в ГАРФе (фонд 7021, опись 114) большинство документов являются копиями. Местонахождение первых экземпляров неизвестно.

Спору нет, для безопасности любого государства режим секретности является одним из важнейших условий выживания и успешного противостояния проискам вражеских разведок. Но в данном случае все наоборот.

Можно только гадать, какие соображения двигали экспертной комиссией Министерства обороны РФ в принятии решения о поддержании режима секретности в отношении документов по Катынскому делу. Это в свою очередь позволяет появляться самым невероятным версиям относительно обстоятельств гибели польских офицеров.

Например, Серго Берия в книге «Мой отец - Лаврентий Берия» утверждал, что польских военнопленных расстреляла «Красная Армия. Это та правда, которую тщательно скрывают и по сей день…» . Не будем гадать по данному поводу. Ответы из российских архивов подтверждают, что истинные обстоятельства гибели большинства польских военнопленных пока остаются тайной.

В результате российская система хранения архивных документов, доставшаяся по наследству от советских времен, в очередной раз поставила руководство России в ситуацию, когда с польскими оппонентами по Катынскому делу придется продолжать игру в «поддавки».

Как отмечалось, кремлевские документы из «закрытого пакета № 1», свидетельствующие о вине советского руководства за расстрел польских военнопленных весной 1940 г., сыграли решающую роль в Катынском деле. Более весомого аргумента, казалось бы, трудно представить. Однако вопиющая небрежность в оформлении этих документов, недопустимая для Политбюро, ошибки и противоречия в их содержании, загадочные перерывы в хранении заставляют ставить вопрос о степени надежности и достоверности информации, содержащейся в кремлевских документах.

Документы из «закрытого пакета № 1» часто называют «историческими». Первой про «историчность» заговорила польская сторона, стремясь тем самым дополнительно усилить их политическую и юридическую значимость, а также лишний раз подчеркнуть тот факт, что опубликование этих документов как бы подвело окончательную черту под научными дискуссиями историков по Катыни.

Придание документам из «закрытого пакета № 1» статуса «исторических»позволило во многом обесценить и дезавуировать весь остальной массив информации по «Катынскому делу». На содержащиеся в этом массиве многочисленные факты, доказывающие причастность нацистской Германии к катынскому преступлению, просто перестали обращать внимание.

В настоящее время в научный оборот введены четыре документа из катынского «закрытого пакета № 1». Это: записка Берии Сталину № 794/Б от «_» марта 1940 г. с предложением о расстреле польских военнопленных, выписка с решением Политбюро ЦК ВКП(б) № П13/144 от 5 марта 1940 г. по «Вопросу НКВД» (два экземпляра), стр. 9 и 10 из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б) № 13-оп за 1940 г. и записка Шелепина Хрущеву Н-632-ш от 3 марта 1959 г. с проектом постановления Президиума ЦК КПСС.

Официально считается, что «закрытый пакет № 1» 24 сентября 1992 г. был «случайно» (?)обнаружен в архиве Президента РФ комиссией в составе: руководителя президентской администрации Ю. В. Петрова, советника Президента Д. А. Волкогонова, главного архивиста РФ Р. Г. Пихоя и директора архива А. В. Короткова. В исследовании «Катынский синдром»рассказывается, что «документы оказались настолько серьезными, что их доложили Борису Николаевичу Ельцину.

Реакция Президента была быстрой: он немедля распорядился, чтобы Рудольф Никоя как главный архивист России вылетел в Варшаву и передал эти потрясающие документы президенту Валенсе» (Катынский синдром. С. 386).

14 октября 1992 г. Р. Пихоя, по поручению Ельцина, вручил в Варшаве президенту Польши Л. Валенсе заверенные ксерокопии всех обнаруженных документов. Второй комплект ксерокопий А. Макаров и С. Шахрай в тот же день представили в Конституционный суд РФ, где они - внимание!- оказались весьма кстати. В то время Конституционный суд рассматривал известное «дело КПСС». Документы из «закрытого пакета № 1» стали преподноситься сторонниками Ельцина как главное доказательство «бесчеловечной сущности» коммунистического режима. Такие внезапные политические актуализации сопровождают всю историю катынских документов. Они приобрели исключительное свойство - появляться в нужный момент и в нужное время.

В польско-российских отношениях после обнародования «кремлевских» документов начался новый этап. Теперь, при появлении любых свидетельств, серьезно подрывающих польскую точку зрения на «Катынское дело», польская сторона апеллирует к «историческим документам»как к истине в последней инстанции.