Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #2

Однако попытка в 1946 г. закрепить выводы комиссии Бурденко решением Международного военного трибунала (МВТ) в Нюрнберге и окончательно закрыть тем самым катынскую тему не имела успеха. Немаловажную роль сыграли два обстоятельства.

Во-первых, рассмотрение вопроса о Катыни в трибунале роковым образом совпало с началом “холодной” войны, идеологию которой в своей знаменитой речи в Фултоне сформулировал 5 марта 1946 г. бывший премьер-министр Великобритании У. Черчилль. В ситуации нарастающей враждебности в отношениях между странами Запада и СССР советский обвинитель полковник Ю. Покровский, отвыкший от реальной состязательности в судебных процессах и не ожидавший серьезных политических подвохов от недавних союзников по антигитлеровской коалиции, по выражению западных журналистов, выглядел “жалко”.

Вторым важным обстоятельством явилось то, что незадолго до рассмотрения “катынского эпизода” польское эмигрантское правительство распространило среди участников Нюрнбергского процесса и журналистов “Отчет о кровавом убийстве польских офицеров в Катынском лесу” (более 450 стр.), подготовленный польским юристом В. Сукенницким и активным участником поиска поляков в СССР М. Хейтцманом. В этом документе вина за катынское преступление возлагалась на СССР (Катынский синдром. С. 193).

Вопрос о Катыни в Нюрнберге рассматривался 1-3 июля 1946 г. Советские свидетели повторили уже давно известные из Сообщения комиссии Бурденко факты. Немецким свидетелям при явном попустительстве председателя трибунала удалось формально опровергнуть или поставить под сомнение целый ряд небрежных утверждений советских прокуроров (к примеру, немецкий 537-й полк связи ошибочно именовался в советских документах “537-м строительным батальоном”, оберст-лейтенант (подполковник) Аренс — “обер-лейтенантом Арнесом” и т. д.).

Сыграл свою роль и серьезный правовой просчет комиссии Бурденко, которая обвинила немецких военнослужащих 537-го полка связи во главе с оберст-лейтенантом Аренсом непосредственно в расстреле польских пленных. Тогда как с формально-юридической точки зрения их следовало обвинять лишь в пособничестве такому расстрелу.

Эти мелкие, на первый взгляд, ошибки и неточности дали основания членам трибунала от трёх западных держав выступить единым фронтом и, вопреки протестам члена МВТ от СССР генерал-майора юстиции И. Т. Никитченко, принять по “катынскому эпизоду” двусмысленное решение. Суть его заключалась в том, что, не снимая с руководства нацистской Германии юридического обвинения в катынском преступлении, трибунал по формальным поводам исключил “катынский эпизод” из приговора!

Впоследствии поляки-эмигранты издали на Западе ряд книг, в которых утверждалось, что преступление в Катыни совершили сотрудники НКВД. Эту позицию в 1952 г. отстаивала известная комиссия палаты представителей американского конгресса (“комиссия Мэддена”). В 1970 г. позицию американских конгрессменов поддержала английская палата лордов (подробнее см.: Катынь. Расстрел. С. 441, 442).

В начале 80-х катынская тема заняла важное место в идеологической борьбе “Солидарности” против коммунистической власти Польши. Через несколько лет Катынь стала общепольской национальной проблемой, на гребне которой “Солидарность” рвалась к власти. Продолжение замалчивания катынской темы официальными властями Польши и СССР становилось нетерпимым.

В мае 1987 г. была создана двусторонняя комиссия историков СССР и Польши по вопросам истории отношений между двумя странами, и прежде всего по катынскому вопросу. Однако по вине советской стороны комиссия работала крайне медленно и неэффективно. Это позволило польской стороне взять инициативу в свои руки.

В результате в 1988 г. польские историки Я. Мачишевский, Ч. Мадайчик, Р. Назаревич и М. Войцеховский провели так называемую “научно-историческую экспертизу” Сообщения Специальной комиссии Н.Н.Бурденко, в которой они признали выводы комиссии “несостоятельными” (Катынь. Расстрел. С. 443). Никакой внятной реакции советских историков и официальных властей на польскую экспертизу не последовало. Это означало новую победу польской позиции в “Катынском деле”.

Несколько ранее, в декабре 1987 г., в ЦК КПСС была направлена записка “четырёх” (Шеварднадзе, Яковлева, Медведева, Соколова) по катынскому вопросу в связи с намечаемой поездкой летом 1988 г. Горбачева в Польшу. Предлагалось обсудить записку на Политбюро ЦК КПСС 17 декабря 1987 г. и “внести ясность в “Катынское дело”. Однако по неизвестным причинам вопрос был снят. Об этой записке упоминает бывший консультант Международного отдела ЦК КПСС В. Александров в своем письме от 19 октября 1992 г. в Конституционный суд по “делу КПСС” (Катынский синдром. С. 262).

Руководство ЦК КПСС вплоть до 1990 г. ограничивалось лишь пропагандистскими заявлениями. Наиболее серьезным документом того времени стало постановление Политбюро ЦК КПСС от 5 апреля 1976 г. “О мерах противодействия западной пропаганде по так называемому “Катынскому делу”, в котором предлагалось дать “решительный отпор провокационным попыткам использовать так называемое “Катынское дело” для нанесения ущерба советско-польской дружбе” (Катынь. Расстрел. С. 571, 572).

6 марта 1989 г. заведующий Международным отделом ЦК КПСС В. Фалин в своей записке Центральному Комитету отмечает, что “Катынское дело” будоражит польскую общественность”. Известна также записка Э. Шеварднадзе, В. Фалина и В. Крючкова в ЦК КПСС от 22 марта 1989 г. “К вопросу о Катыни”, в которой отмечается, что “По мере приближения критических дат 1939 г. все большую остроту принимают в Польше дискуссии вокруг так называемых “белых пятен” отношений с СССР (и Россией). В последние недели центр внимания приковывается к Катыни. В серии публикаций… открыто утверждается, что в гибели польских офицеров повинен Советский Союз, а сам расстрел имел место весной 1940 г. …эта точка зрения де-факто легализована как официальная позиция властей”. В заключение предлагалось “сказать, как реально было и кто конкретно виновен в случившемся, и закрыть вопрос” (Катынь. Расстрел. С. 576, 577. Ф а л и н. Конфликты в Кремле. С. 344).

В советское время катынская тема была закрытой даже для членов Политбюро и секретарей ЦК КПСС. Однако В. Фалину удалось добиться для историков Ю. Зори и Н. Лебедевой разрешения работать в фондах закрытого Особого архива и Главного управления по делам военнопленных и интернированных. В. Парсаданова, как член двусторонней советско-польской комиссии, в Особом архиве уже работала. Это дало свои результаты.

В книге “Катынский синдром” отмечается, что “Весомым доказательством роли НКВД в уничтожении поляков в 1940 г.” явилось совпадение очередности фамилий при “выборочном сравнении списков-предписаний на отправку пленных из Козельского лагеря в УНКВД по Смоленской области и эксгумационных списков из Катыни в немецкой “Белой книге”, которое обнаружил военный историк Ю. Зоря (Катынский синдром. С. 291).