Сергей Белковский - Прогулки по Челябинску. «Лирические» 60-е годы и не только

Через месяц она, может быть, пройдет, как прошла радость от окончания школы.

Вчера собирались классом и гуляли. В двенадцать ночи пришел в пустой двор: свет в окнах потушен. Начал подниматься к себе на третий этаж и вдруг спустился и сел на скамейку.

Подъезд моего детства. Я скоро уеду учиться. В другой город, в дом к другим незнакомым еще людям.

Я оглядываюсь, хотя мне все здесь до боли знакомо. Белый пятиэтажный дом по улице Васенко, рядом с кинотеатром «Урал», маленькая рощица тополей, четыре подъезда. Весной двор бел от яблонь, а зимой от снега. Летними вечерами дядя Коля со второго этажа из шланга поливает цветы под окном, а также оказавшихся рядом маленьких мальчишек и девчонок.

Странно, ребятам моего возраста казалось, что последними малышами в этом дворе будем мы.

Во мне заработала память двора: подъезд, этажи, стены, чердаки – все они могли рассказать о нашей жизни. Моей, Лени Рублева, Вовы Кокшарова, Саши Смирнова, Риты Родиной и Вики Синегубко.

Цирк во дворе. 60-е годы. Фото Владимира Белковского

Начнем рассказ свысока, с чердака.

«Помню, года четыре назад вы часто дышали моей пылью. С крыши смотрели за жизнью двора, что-то кричали кому-то внизу. Помнишь, как занимались „наукой“, проковыряли для телескопа в крыше дырку. Вечерами собирались здесь и „рылись“ в небе, да и в окна напротив тоже смотрели. Впрочем, нового Марса так и не открыли».

Балконы. Один из них мой.

«А помнишь, как плеснул водой – не в того человека?».

Помню, конечно. Было это лет семь назад. Под балконом тогда стояла скамейка. Вова и Саша от нечего делать начали меня дразнить. «Хорошо же», – решил я и пошел за стаканом с водой. Спрятался на балконе с кружкой, хотел выплеснуть воду так, чтобы ребята не успели отскочить.

Неожиданно и получилось – незнакомый дядя оказался мокрым. Пересилив себя, я «вылез» из укрытия и стал извиняться.

Уже скоро час ночи. Медленно начинаю подниматься, родители, наверное, не спят и ждут меня. Сколько лет, не по разу на день выбегал и забегал в этот подъезд. И он меня не волновал. А теперь, что я – старик, чтобы вспоминать свою жизнь? Видно, пришло время.

И вспоминались дни, прикованные памятью к полянкам двора, где мерялись силой и устраивали «конные» бои. Вспоминалось, как приняли милиционера за шпиона, и час следили за ним. Для других все это, может, и мелочи. Для меня – детство.

Мы росли. Мамы уже говорили: раньше домой не загонишь, теперь не выгонишь на улицу. Уже давно уехал из нашего дома Леня, переехал и сосед Вова. У нас больше нет общих «дворовых» дел, и встречаемся редко и чаще случайно. Но их имена навсегда во мне, забыть их – значит забыть свое детство.

Будущее дает жизнь настоящему, а прошедшее – будущему. Значит, у меня есть будущее. Почему же грустно? Разве хочу я вернуться назад в свои восемь или десять лет? Нет. Почему же грустно? Почему с такой жалостью вспоминается все это. Не потому ли, что кончилась привычная жизнь, а с ней сколько – треть, четверть или половина моей жизни».

Эти заметки были напечатаны в областной молодежной газете «Комсомолец». Утром в день выхода газеты я в киоске купил несколько номеров. Один пригодился при поступлении на журфак в Свердловске. Там был творческий конкурс, нужно было предоставить публикации в газете. А этот экземпляр чудом сохранился среди прочих бумаг. И вдруг нашелся. Оказалось, что кстати, – летом.

Дело в том, что дома эта компания строила недалеко от градского кладбища на коне северо-запада.

В истории Челябинска есть немало «загадок», связанных с кладбищами.

Одна из них – в самом центре современного города.

Именно здесь когда-то находилось одно из старейших кладбищ – Казанско-Богородицкое. Кладбище имело внушительные размеры и находилось на месте нынешнего магазина «Ритм» и нескольких кварталов жилых домов по пр. Ленина и улицы Цвиллинга – вплоть до кинотеатра имени Пушкина.

Приходилось слышать от старожилов, выросших в нынешнем Центральном районе, что когда в 30-е годы строился кинотеатр Пушкина, то вокруг была перерытая земля, в которой находились человеческие кости.

Вообще в те годы о Челябинске одна советская писательница заметила: разбросанный, неряшливый и серый город.

И еще: «Орленок» – это кому памятник, нигде больше такого не встречал.

А ведь память и памятники – слова однокоренные. И это не случайно.

Чуть больше ста лет назад произошло событие, изменившее ход истории России. Произошла Великая Октябрьская социалистическая революция. Потом взгляд на эти события изменился – Великая Октябрьская стала просто государственным переворотом.

Цель этих заметок не анализ истории тех дней и лет. Повод – поговорить о символах эпохи, следы которой были и остаются на улицах Челябинска.

Ленин, Сталин, Маркс, Распутин. Эти имена новым поколением людей, привыкших к интернету и смартфонам, уже воспринимаются совсем не так, как лет сорок-пятьдесят назад, когда страна была самой читающей, и когда каждый школьник мечтал стать пионером и комсомольцем. Или – почти каждый.

Памятник Ленину в Челябинске вписался в архитектурный ансамбль главной площади города – площади Революции. Был установлен на ней в 1959 году. У него два автора-скульптора: Лев Головницкий и Виталий Зайков. Головницкий создал такие знаменитые монументы, как «Орленок» на Алом поле, памятник «Танкистам-добровольцам» у главпочтамта на Кировке и памятник Пушкину в одноименном городском саду. Образ великого поэта он создал вместе со своей супругой Энрикой Головницкой. А «Сказ об Урале» на привокзальной площади Челябинска – это детище Виталия Зайкова.

Главную площадь города трудно представить без этого памятника Ленину. Сменились эпохи, политические строи, поменялось отношение к вождю мирового пролетариата. Но это вовсе не значит, что памятник отжил свое и занимает сейчас чужое место. Можно не возлагать к нему цветы, если это уже не по душе и не по взглядам. Сейчас – можно. Но он напоминает о тех событиях, которые всколыхнули Российскую империи сто лет назад, изменив вектор истории, искалечив сотни тысяч человеческих судеб.

Памятник Ленину на площади Революции. Фото Сергея Белковского