Игорь Ярмизин - ПОЭЗИЯ КАМНЯ: ТРОПАМИ ПОТАЕННОГО СТАМБУЛА

При входе в Черное море, на азиатском берегу пролива на небольшом полуострове, находился храм Иерон, который ныне скрывается под византийской крепостью Йорос. На другом берегу Босфора легендарный Ясон, перед отплытием в Колхиду построил другой храм, – земное пристанище бога Сераписа и богини Кибелы. Им приносили жертвы сильные мира сего. Например, царь Дарий перед вторжением в Скифию. Здесь же находилась глубокая гавань (ныне бухта Макар, а в эпоху античности – гавань Фрикса), последняя остановка перед длительными путешествиями.

В IV в. до н. э. у Византа появился такой могущественный покровитель как Геката. Иногда так называют Артемиду, богиню лунного света, преисподней, тайн, магии и колдовства. Ее очень почитали на Западе Малой Азии (достаточно вспомнить Эфес с одним из чудес света – храмом Артемиды). Поскольку сфера ее «ответственности» представляла собой своеобразный перекресток обычного и сверхъестественного миров, то ей в жертву приносили тех, кто сторожит земные ворота и границы, – собак. По ночам эта бледная женщина с черными волосами выходила на свою адскую охоту в сопровождении огромных псов. В честь Гекаты воздвигли статую, которая возвышалась над Босфором и называлась «Факелоносица».

А в IV в. до н. э. собаки спасли Визант, как несколькими веками раньше гуси спасли Рим. Только на этот раз от Филиппа Македонского, солдаты которого ночью попытались захватить город. Говорили, правда, что это не собаки залаяли, а богиня мрака, ночных призраков и кошмаров пришла на помощь. Она же зажгла факелы, осветив ими всю округу.

Филипп еще немного поосаждал, но уже без особого энтузиазма. «Отбыв номер», пришлось уйти не солоно хлебавши. Правда, даже в этой незнаменитой войне Византий умудрился возвеличить свою роль второго плана. Пока папа-Филипп вел бесконечную возню с местными жителями, Гекатой, собаками и прочими сущностями, гарантирующими бесславие походу, его юный, мало кому известный 16-летний сын Александр, оставшись «на хозяйстве» впервые получил реальный опыт управления государством. Отец терпел первое в своей карьере поражение, а на родине начинался стремительный взлет его сына, одного из самых ярких военно-политических гениев за всю историю человечества.

В память о спасении Византия символы покровительницы города, богини Гекаты – ночь, звезда и полумесяц, – стали символами сначала Византийской, а позже – Османской империи. Сегодня их можно увидеть… на турецком флаге!

Крест вознесся над пожарищем, чтобы через тысячу лет стать поверженным

А вот в какой обстановке занималась заря славы Византийской империи. Контекст эпохи.

В 476 году командир преторианской гвардии Одоакр сверг последнего императора Римской империи и отослал знаки его власти – инсигнии – в Константинополь. Так закончилась эпоха европейской античности. Рим – «золотой якорь человечества» – канул в лету. Началась жизнь в катастрофе. Вот в каких обстоятельствах пришлось отстаивать свое право на жизнь новорожденной Византии.

Все города Италии разрушены. Милан снесен до основания. Рим лежит в руинах. Из миллиона человек, населявших столицу мира, в живых осталось едва 50 тысяч. На некогда прекраснейших площадях варварское племя лангобардов сеет хлеб и выпасает свиней. Римское право повсеместно отменено, государственная и административная системы – уничтожены.

Утонченных аристократов либо убили, либо превратили в рабов. Хозяевами земли стали варвары. При всех своих различиях, они сходились в одном, – радикальной бесчеловечности, как в поступках, так и во внешнем облике. Готы были подобны «диким зверям, сломавшим свои клетки». Лангобарды представляли собой звероподобных существ с огромными всклокоченными бородами и лицами, измазанными зеленой краской. Столь же дикими были вандалы. Еще хуже – гунны. По свидетельству Аммиана Марцеллина, «своей дикостью гунны превосходили все мыслимое. Они покрывали щеки новорожденных глубокими шрамами, чтобы на лице не росли волосы. Они уродливы, шириной своих плеч внушают ужас и их скорее можно принять за двуногих животных. Пищу они не готовят, питаясь кореньями и сырым мясом, которое лишь согревают, положив на лошадь наподобие седла. С лошадей же они не слезают почти никогда, даже если едят или спят. Одеждой служат сшитые шкурки полевых мышей, которые они носят, не снимая, пока те не истлеют от ветхости… этот невиданный дотоле род людей, поднявшийся как снег из укромного угла, потрясает и уничтожает все».

Варварские воины с песьими головами неукротимой лавой неслись в атаку, неистово рыча и сметая все на своем пути. Они не были людьми, нет, они превращались в своих тотемных предков, диких зверей, а потому рычали по-медвежьи или лаяли, в неистовом раже вгрызаясь зубами в край своего щита. А потом, на пиру победителей пили хмельное зелье из чаш, сделанных из черепов поверженных врагов. Они были неуязвимы, свирепы, бесстыдны, не стесненные никакими нравственными представлениями, а также весьма пристрастны к оргиям.

Разгромив остатки Римской империи, варвары приступили к истреблению друг друга. Война всех против всех, уничтожение государств, экономики, инфраструктуры вызвали повсеместный голод, а вместе с ним и эпидемии. Вот как выглядела Испания в описании епископа Иллирия: «На Испанию набросились варвары, с не меньшей яростью обрушились заразные болезни… Голод свирепствует столь жестокий, что люди пожирают человечину. Матери режут детей, варят и питаются их плотью. Дикие звери, привыкшие к человечине, набрасываются даже на живых и полных сил людей, не довольствуясь мертвечиной, они жаждут свежей плоти. Война, голод, болезни и звери как четыре бича неистовствуют во всем мире, и сбываются прорицания Господа нашего и пророков его».

А вот что писал о Галлии того же времени епископ города Оша: «…Немало гибло в засадах врагов, но не меньше – из-за насилия, творимого народом. Те, кто сумели устоять перед силой, пали от голода. Господин вместе со своими рабами сам оказался в рабстве. Многие стали кормом для собак, другие сгорели в домах, охваченных пламенем. В городах, деревнях, виллах, вдоль дорог, здесь и там – повсюду смерть, страдание, пожарища, руины и скорбь. Лишь дым остался от Галлии, сгоревшей во всеобщем пожарище».

В сердце некогда прекрасного античного мира – на территории нынешней Италии – дела обстояли не лучше. Как пишет хронист Павел Диакон, «многолюдные некогда деревни и города оказались погруженными в полное безмолвие из-за всеобщего бегства. Бежали дети, бросив непогребенными тела родителей, родители же бросили еще теплыми своих детей. Если кому-то случалось задержаться, чтобы погрести ближнего своего, то он обрекал себя самого на смерть без погребения… Время вернулось к тиши, царившей до сотворения человека: ни голоса в полях, ни свиста пастуха… Земля тщетно ждала жнеца, и виноградные гроздья оставались висеть до зимы. Поля превратились в кладбища, а дома людей – в логовища диких зверей».