Александр Милкус - Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло

В 1999 году курировал эксперимент по введению Единого государственного экзамена.

В 2001 году был одним из членов рабочей группы по созданию проекта Концепции модернизации образования.

В 2004 году стал руководителем только что созданной Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки РФ (Рособрнадзор).

С 2008 года работает в Высшей школе экономики. В настоящее время возглавляет Центр мониторинга качества образования Института образования НИУ ВШЭ.

Автор более 150 научных работ по математике и педагогике. Награжден орденом Почета, почетными грамотами Президента РФ, Министерства образования РФ. В 2004 году признан «Учительской газетой» «Человеком года в образовании».

Точка зрения: «Главное – не помнить формулы наизусть, а уметь понимать логику, учитывать меняющиеся условия, находить какие-то решения. Точную формулу всегда найти можно, а вот если логику не понимаешь, никакой интернет не поможет».

– Я тогда был заместителем директора школы. А директором был очень хороший человек – Наум Ефимович Сартан, ветеран войны. Он как-то нас собирает и говорит: так, у нас в прошлом полугодии был процент успеваемости 99,8. Значит, мы должны сделать 99,8. Мы можем не расти, но мы не должны упасть. У нас в школе столько-то учеников. Вот эти 0,2 процента – это 8 человек. Теперь, товарищи учителя, выписывайте всех своих двоечников. Выписали. И теперь давайте обсуждать, сколько из этого списка кому мы поставим восемь двоек.

Я был потрясен. Хотя я понимал его. Я знал, что он абсолютно честнейший человек. Но ему некуда было деваться.

Школа вообще имела свое представление о том, что должен знать ученик. И к этому представлению готовили. Потому что был выпускной экзамен. Перепроверке подвергались только два вида этого экзамена – письменная математика и сочинение. Значительная часть школ выходила из этой ситуации очень просто. Покупались одинаковые ручки и одинаковые тетрадки. И после того, как заканчивалось сочинение или математика, учителя математики или словесности оставались в классе и исправляли ошибки. А если в школе намечался золотой медалист, он приглашался, чтобы исправления были его почерком. И делался правильный балл. Так это было!

У меня был плохой почерк. И в школе, и в институте. Поэтому, как только отец купил пишущую машинку, чтобы отстучать на ней диссертацию, я стал тексты для газеты печатать.

Но выпускное сочинение по русскому языку и литературе нужно было писать от руки. И как я ни старался, далеко не все слова вышли разборчивыми. Поэтому вечером после того, как мы всем классом писали сочинения и у меня в боку образовался синяк из-за того, что я для подстраховки засунул за пояс жесткий том «Что делать?» Чернышевского, меня вернули в школу.

В классе меня заперли на ключ и дали тетрадные странички со фиолетовым штампом школы, отпечатанным в правом верхнем углу. В сочинении были подчеркнуты слова, к правописанию которых могла придраться районная комиссия. Ведь сочинения претендентов на медаль проверяли на уровне района (а, может, даже города). Я стал прилежно переписывать не самое выдающееся произведение.

На следующее утро меня снова вызвали в школу – старался-то я старался, но текст все равно вышел не идеально четким. И я переписывал сочинение снова.

О том, что я в нем заложил мину замедленного действия, я тогда не подумал.

Сочинение было, естественно, про Великую Отечественную войну. По правилам того времени в сочинении нужно было привести три стихотворных отрывка, описывающих подвиг советских солдат. Два отрывка я вспомнил. А третий – ну никак. И я стихотворные строчки нагло придумал. Но я никак не мог сообразить, какому поэту их приписать. Если известному – то точно проколюсь. И под стихом я написал «Николай Зелепукин». Как раз незадолго до экзамена я купил его «Словарь шахматной композиции». Я рассудил так – Зелепукин – писатель, раз книжку выпустил. Но кто вспомнил жарким июньским летом, что именно он написал.

Проверяла мое сочинение учительница из соседней школы. В классе были открыты окна. Шелестела молодая листва. Легкий ветер с моря раздувал занавески, как паруса. Учительница оторвалась от моего сочинения и спросила в пространство:

– Товарищи, а кто знает такого поэта Зелепукина?

Мой учитель словестности Юрий Константинович авторитетно снял очки в тонкой золотой оправе и удивленно повернулся к ней:

– Как, вы не знаете поэта Зелепукина? – и прикусил дужку очков.

Медаль я получил…

Еще до прихода к власти Михаила Горбачева и начала неугомонного и оптимистичного (поначалу) процесса под названием «Перестройка», казалось бы, устойчивая, откалиброванная за десятилетия система образования забурлила. С одной стороны, стали популярны педагоги, которых в прессе называли «новаторы». Они предлагали свои методики обучения, взламывающие тягучий ход массовой школы. С другой стороны, «краник» для такого бурления явно приоткрывали власти. Власти, конечно, центральные, московские. Зачастую не в меру инициативному директору или учителю местное начальство самозабвенно било по рукам, по шибко умной макушке, выдавливая из системы образования. Но он получал поддержку и защиту в столице.

– Авторские школы, новаторы… Это все начало появляться в конце 70-х – начале 80-х годов. Это выращивалось в оппозиции к показухе, к зашкаливавшему уровню централизации.

– Уже в начале 80-х годов, задолго до Перестройки, были уникальные дискуссии о мире образования. Например, дискуссия между академиком Андреем Колмогоровым и писателем Владимиром Тендряковым о том, почему образование в Советском Союзе без мотивов. Почему человек в пятом-шестом классе хочет учиться, хочет поступить и туда, туда, туда, а ему обрезают крылья, ему говорят: тебе надо, как английскому каторжнику, просидеть за партой с первого по десятый класс и не высовываться.

Появились звездные вечера в «Останкино», которые показывали по Центральному телевидению. На них выступали лучшие учителя, которых стали называть новаторы. В те же годы появилась уникальная «Школа радости» Амонашвили.

Все забурлило. Педагоги искали, спорили. Жесткая административная система прусского типа, которая была создана в России, сталкивалась с разными системами образования, которые предлагали новаторы.