Кирилл Андреев - Что же такое научная фантастика?

Рано ушедший от нас Кирилл Константинович Андреев (1906 — 1968 гг.), замечательный писатель и литературный критик, автор прекрасных книг: «Три жизни Жюля Верна», «Искатели приключений» и «На пороге новой эры» (о великих писателях-романтиках нашей эпохи — Жюле Верне, Стивенсоне, Дюма, Хемингуэе), был не только проникновенным знатоком научно-фантастической литературы, но и наставником многих современных фантастов, в первую очередь автора этих строк. Его мысли о существе этого важнейшего вида литературы и поныне представляют собой сокровищницу для тех, кто посвятил себя фантастике, кто хочет попробовать свои силы на этом поприще. Чтобы познакомить любителей научной фантастики с основными мыслями о ней Кирилла Андреева, мы с вдовой писателя, писательницей Екатериной Строговой, сочли возможным предложить вниманию читателей фрагмент из былых работ Кирилла Константиновича, который представляет, на наш взгляд, несомненный интерес.

Александр Казанцев

На Западе научную фантастику до сих пор часто сближают с утопиями. Но утопии древности и великих предшественников научного социализма были абсолютно лишены технического или научного арсенала. Авторы их искали рецептов для создания совершенного общества на том уровне экономического и технического развития, на котором находилось тогда человечество. Там вы не найдете ни слова ни о науке, ни о технике. Сближают научную фантастику и с приключенческой литературой. Но наличие острого сюжета, «приключений» далеко не обязательное свойство научной фантастики — вспомним хотя бы великолепный «Туннель» Келермана. Бывает, правда, приключенческая литература, которая использует приемы и средства научной фантастики, — это вполне законный прием, но в подобных произведениях научная или техническая идея (проблема, конструкция) всегда является только фоном или деталью, но никогда — материалом или темой такого произведения. Мы должны отграничить от научной фантастики романтическую фантастику типа фантастики Гофмана, Эдгара По или нашего советского писателя Грина. Это совершенно особое направление, которое может и должно развиваться, но не оно является для нас главным путем.

Подлинная научная фантастика вырастает на ином субстрате — на субстрате современной науки, проникающей во все поры нашей жизни. Вне науки мы не мыслим развития нашей промышленности, без науки невозможно процветание сельского хозяйства. Наука настойчиво требует себе места в искусстве. Наконец, научным коммунизмом называется то мировоззрение, которое объединяет нас, поднимает и двигает вперед.

Существует еще одна разновидность литературы, которую сближают с научной фантастикой. Это политический памфлет, также использующий арсенал науки и приемы фантастики. Но там не наука является темой, а политическая идея автора. Вспомним «Войну с саламандрами» Чапека, вспомним «Священного жирафа» испанского писателя Сальвадора де Мадариага или книги советского писателя Лагина. Это направление, при всей его важности, не находится в том русле, которое мы обсуждаем.

Конечно, никакой литературный жанр нельзя точно отграничить — мы знаем, как условны литературные дефиниции. Но ведь и солнечный спектр не имеет видимых границ составляющих его цветов, однако никто, если он не дальтоник, не спутает красный цвет с зеленым. Так и человек, если он не литературный дальтоник, не спутает с другими жанрами научно-фантастическое произведение.

Основным критерием для оценки научной фантастики и с художественной и с научной стороны должна быть ее научная и художественная достоверность, бесспорность жизненной правды. Если автор в центре действия поставил научное изобретение; которое не является основной темой произведения, но служит лишь для мотивировки действий героев, для перенесения их в фантастическую обстановку, то допустимо и не научное предположение. Если вы в эту ситуацию верите, то такая фантастика уже имеет право на существование, и именно к таким мы относим произведения, которые по праву называем научно-фантастическими — будь то «Машина времени» Уэллса, «Аэлита» или «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого. Ведь вся реальность и вся фантастика этих романов создана современной наукой.

Научная фантастика только тогда сильна, когда, выражая идеи своего века, видит их уже воплощенными в действительности. Но писатель не может указать пути конструктору или ученому к конечной цели. Торопясь в будущее, которое он сам увидел в воображении уже живым, писатель поневоле перескакивает через какие-то этапы работы инженера; как прием он вводит фантастические и даже совсем ненаучные подробности, чтобы сконцентрировать в смелом художественном образе мечту своего времени. Именно поэтому не нужно думать, что фантастика это только литература о будущем.

Фантастика вырастает на почве сегодняшнего дня, черпает в нем свой материал. Ей совсем неважно, сбудутся или нет предсказания писателя. Ей важно, что она звала к ним и воплотила в фантастических образах мечту своего времени. Если мы вспомним мечты зачинателя реалистической научной фантастики, каким считается Жюль Верн, мы увидим, что не такой стала подводная лодка, как его «Наутилус», непохожи наши вертолеты на его «Альбатроса» и не таким путем завоевывается межпланетное пространство. Но важно, что он верил, что человек будет летать, достигнет морского дна и проложит дорогу к звездам. Разные писатели идут разными путями, но идут всегда к одной цели. И этот широкий спектр фантастики существовал всегда, и никогда не удавались попытки искусственно отграничить и в какой-то степени противопоставить разные ее направления. Вспомните споры о том, какого пути придерживаться советской фантастике Жюля Верна или Герберта Уэллса? Любопытно, что между этими писателями более полувека назад произошла полемика о тех путях, которыми они шли. Я позволю себе привести две цитаты из этого спора. Это полемика не прямая, она — в их высказываниях о литературе.

В беседе с одним английским журналистом Жюль Верн сказал о Герберте Уэллсе: «На меня произвел сильное впечатление ваш новый писатель Уэллс. У него совершенно особая манера, и книги его очень любопытны. Но по сравнению со мной он идет совсем противоположным путем… Если я стараюсь отталкиваться от правдоподобного и в принципе возможного, то Уэллс придумывает для осуществления подвигов своих героев самые невозможные способы. Например, если он хочет выбросить своего героя в пространство, то придумывает металл, не имеющий веса… Уэллс больше, чем кто-нибудь другой, является представителем английского воображения».