Николай Петровский - Шедевры, обожжённые войной

Для оценки разграбленного и уничтоженного фашистами культурного достояния ЧГК создала собственное экспертное подразделение – Бюро экспертизы, которое возглавил академик И.Э.Грабарь. Он же был главным разработчиком концепции так называемой компенсаторной реституции.

Огромный массив документов Чрезвычайной комиссии, а это главным образом стенограммы заседаний за 1943–1944 годы, хранится в Государственном архиве Российской Федерации. С этими материалами, откровенно говоря, никто еще серьезно не работал. А между тем пожелтевшие страницы с текстами, которые неровным шрифтом набивали усталые машинистки, сохранили непередаваемый дух военного времени. Знакомясь с ними, нельзя не заметить, что у членов комиссии тогда еще не было ясности в том, как разобраться в гигантских масштабах разграбленных и уничтоженных оккупантами богатств, а главное, как, хотя бы примерно, оценить стоимость потерь. Самые большие трудности возникли при разработке методики оценки разрушенных памятников архитектуры.

В качестве примера наиболее часто фигурировала уничтоженная немецкой артиллерией Спасо-Преображенская церковь на Нередице, один из самых замечательных памятников средневековой архитектуры и живописи XII века. Игорь Грабарь говорил, что взамен нее можно было бы «взять да привезти какой-то Реймский собор». Или, с учетом заведомой нереализуемости этой идеи, предлагал искать эквивалент в «Сикстинской мадонне». Стоимость Спасо-Преображенской церкви тогда представлялась ему сопоставимой со стоимостью «1 °Cикстинских мадонн».

Конечно, сегодня эти утверждения выглядят диковато, если не сказать – цинично. Но вспомним, в какое время работала комиссия. По стране, громыхая, катился тяжелой каток гитлеровской военной машины, оставляя за собой руины и дым пожарищ. Илья Эренбург в те дни писал: «Я призываю к ненависти!». Константин Симонов в раскаленных гневом стихах заклинал солдат истреблять фашистов: «Сколько раз ты увидишь его, столько раз и убей!». А Михаил Шолохов сборник своих военных очерков назвал «Наука ненависти». И это было точным отражением настроений, которыми жила страна, подвергшаяся самой жестокой агрессии в мировой истории.

Для разрядки замечу, что среди экспертов порой возникали и курьезные – с сегодняшней точки зрения – споры. Так, оценивая урон, причиненный мемориальным зданиям в Ленинграде, известный питерский архитектор Николай Белихов поставил в один ряд дома, в которых жили Некрасов и Ленин. «Должна быть разница между ними», – строго поправил академик Грабарь. «Где больше и где меньше?» – попросил уточнить Белихов, человек, видимо, смелый. «Конечно, для Ленина больше», – последовал ответ.

Заходила речь и о поразительном мужестве, которое проявляли советские люди, пытаясь защитить художественные сокровища народа. Об одном из таких случаев рассказал Грабарь. Фашисты вывозили из Пятигорска ценности, переправленные туда из Ростовского музея, но, по его словам, «благодаря фанатичной преданности трех музейных работников, которые жили под угрозой расстрела, часть ящиков была спасена и спрятана. Как их отблагодарить? Это настоящие герои, как на фронте. Они спасли Левитана, Репина…».

По инициативе Алексея Толстого был поднят вопрос об издании альбомов с изображением погибших памятников. Были намечены два издания – альбом для заграницы, содержащий 100–150 снимков большого размера «того, что было, и того, что осталось после разрушений», и скромное издание для советского читателя: «небольшие фотографийки, которые дают фактический материал».

В молодые годы Игорь Грабарь подолгу жил в Германии и хорошо знал сокровища немецких музеев. На одном из заседаний экспертного совета, рассматривая проблему возмещения наших потерь в сфере культуры, он говорил: «Мне казалось бы, что мы никоим образом не должны покушаться на такие экспонаты германских музеев, которые являются национальными памятниками самой Германии. Нам… важно получить то, что они успели собрать со всего света».

До взятия Берлина было еще далеко, только-только отгремел Сталинград, а Грабарь был убежден, что из Берлинского музея Пергамон в Советский Союз в порядке компенсации будет вывезен Пергамский алтарь – знаменитый античный рельеф, запечатлевший битву греческих богов и гигантов. «Пергамский алтарь, – говорил он, – мы непременно вывезем, но вот незадача – что они (союзники. – Прим. Н.П.) зачтут за него?»

Академик Грабарь и доктор искусствоведения В.Н.Лазарев 29 сентября 1943 года обратились с письмом к Сталину, в котором указывали, что возмещение за ущерб, причиненный художественным ценностям СССР, должно быть получено в виде экспонатов, собранных в богатейших германских музеях. Подготовленный ими список эквивалентов включал 1745 первоклассных предметов искусства на общую сумму более 70,6 миллиона американских долларов.

Оставив в стороне все другие аспекты, нельзя не поразиться тому, что в 1943 году, когда впереди было еще полвойны, Грабарь и его коллеги по Комиссии нисколько не сомневались, что СССР как стране-победительнице будут в законном порядке переданы «Сикстинская мадонна», резные алтари Нюрнберга, тот же Пергамский алтарь. И ведь все эти и многие другие шедевры в самом деле были вывезены в Москву и Ленинград!

Правда, спустя десять лет 90 процентов перемещенных из Германии в СССР культурных ценностей были возвращены «братской ГДР». Но это тема отдельного разговора…

Никаких ссылок на Гаагскую конвенцию в материалах ЧГК я не нашел. Да стоит ли удивляться? В то время на повестке дня стояли совсем другие вопросы. Надо было организовывать поиски похищенных историко-культурных ценностей и хотя бы частично компенсировать немецкими музейными экспонатами тот колоссальный ущерб, который был причинен культурному достоянию нашей страны.

Оценить его, как мы уже знаем, чрезвычайно трудно. Вопрос о том, что ценнее, – Реймский собор или церковь Спаса на Нередице – попросту лишен смысла. У каждого народа своя шкала национальных ценностей. Но ясно одно: при любой системе подсчета военные потери нашей страны, в том числе в области памятников культуры, ни с чем несравнимы и остаются невосполненными.

Так случилось, что при произнесении слова «реституция» мы смущенно розовеем и сразу же начинаем неловко оправдываться. Вопрос этот достаточно сложный, но занимать все время позу оправдывающейся стороны не слишком продуктивно, да и исторически вряд ли оправдано. Попробуем разобраться.

Нельзя не заметить, что в последние годы заметно активизировались усилия Германии по возвращению культурных ценностей, перемещенных на территорию России после окончания Второй мировой войны. К сожалению, наши западные оппоненты, как правило, стремятся изолировать проблему «русских трофеев» от проблемы «русских потерь». Принятая ими концепция реституции культурных ценностей напоминает улицу с односторонним движением. А по ней далеко не уедешь.