Виктор Сиротин - Бездна

Владимир Даль

Рискуя вызвать ропот «ортодоксальных филологов» и языкоедов, скажу всё же: Рембрандт, Веласкес и Хальс создавали свои шедевры, пользуясь лишь шестью (6-ю) цветами! Умело создавая нужные, мастерски пользуясь дополнительными и взаимодополнительными цветами (чуть не сказал – словами ), живописцы пользовались великолепным по своему богатству и разнообразию «числом» цвета и оттенков, колористическая тонкость и глубина которых свидетельствует о широкой палитре. Дабы унять гордость нашего (всё же уточню – балтиморского) великого философа, скажу ещё, что «эпштейнизм» опередил самого Эп-на! Причём в современной (или, да простится мне моё языковое невежество, модерновой ) живописи, ибо разноцветье тюбиков, нынче исчисляясь уже сотнями, всё растёт и растёт, а толку с этого – чуть… И ещё: можно ли не замечать псевдонаучность и косноязычие, слабоумие в анализе и на редкость безобразное ощущение русского языка самим г-ном Эп-ном, что весьма странно для философа, филолога, культуролога и ещё чёрт знает кого! Ибо звания, должности и научные степени не имеют значения, если подтверждены лишь кафедрой (-ами), а не реальными знаниями.

Чего стоит один только, простите, перл: «Но если всю почву русского языка залить (?!) под этот железобетон (?!) (неологизмов. – В. С .), на ней (?!..) ничего уже не останется».

Ну, в самом деле: как можно сыпучую почву… залить под железобетон? Может, проще железобетон, отбив от арматуры, [15]размолотив, добавив цемент и разбавив водой, « залить » на почву? Но если даже «залить» то, что не заливается, под то , что как будто обладает «литейными» свойствами, то что же будет представлять из себя и как увидеть то, что «залито»? Ибо (здесь осмелюсь прибегнуть к слогу «великих философов») покрытое тем, что не заливается, оно будет невидимо ни для тех, кто, подобно г-ну Эп-ну, «заливает», ни тем более – для тех, кто знает, что неспособное заливаться никак не может быть залито под то, что хоть и может как-то заливаться, но что делать не целесообразно ввиду абсурдности заливания тем, что в принципе заливаться не может… Впрочем, это нам тяжело. Г-н Эп-н может «заливать» всё, что угодно и под чего угодно. В данном случае «под», «на» или, скорее всего, мимо русского языка…

И опять приходят на память слова А. Кротова: «Казалось бы, прост путь в русский язык, но исхода из него инородцам, презирающим русский народ, не было и не будет» (с. 194).

Как же пришёл г-н Эп-н к жизни такой – энд why?

Ясное дело, не без поддержки выдающихся, ушедших в мир иной или живущих ещё гениальных философов, поэтов, культурологов, которых в «евонном» штате, наверное, пруд пруди. Впрочем, в данном случае он приводит образец мысли другого философа и, конечно же, русского писателя. «Лев Шестов напрямую связывал идеологическую „диктатуру слова“ при большевизме с пережитками магии», – пишет г-н Эп-н, по всей вероятности, опять (теперь уже с Шестовым) ревнуя «магию» к «числам». Что же говорит сам Шестов, в котором, к слову, новая власть души не чаяла?

Лев Шестов. Художник С. А. Сорин

«Для них (т. е. возлюбивших его большевиков) реальные условия человеческой жизни не существуют, – писал Шестов о своих протеже „оттудова“ уже. – Они убеждены, что слово имеет сверхъестественную силу». Но г-ну Эп-ну Иегуды Лейб Шестова мало, и он опять берёт на подмогу Иосифа Бродского, в послесловии к «Котловану» рассуждавшего об Андрее Платонове (к слову, проект настоящего – «политического» – котлована принадлежит не Платонову <���г-н Эп-н знает кому…>, писатель лишь придал ему художественную форму). Здесь ясно видно, что по крутизне своих умозрений Бродский явно превосходит Шестова (будем честны – Шварцмана). Судите сами: у Платонова возникает… «возникновение понятий, лишённых какого бы то ни было реального содержания <���…> …Платонов говорит о нации, ставшей в некотором роде жертвой своего языка , а точнее – о самом языке, оказавшемся способным породить фиктивный мир и впавшим от него в грамматическую зависимость», – вставляет Бродский в уста Платонова собственные домыслы. «Мне думается, что поэтому Платонов непереводим и, до известной степени, благо тому языку, на который он переведён быть не может (так и написано: благо тому языку! )», – делится своими думами Бродский, одним махом уничижая и русский язык, и великого писателя, рядом с которым его самого и различить-то трудно. Так, «нобелевский бушмен» цитируется просто бушменом, отчего оба они становятся ещё меньше ростом!

Словом, и в отношении Андрея Платонова «полный абзац»… Впрочем, прокомментирую его.

В нём – в «абзаце» – теперь уже Бродский использовал давненько наработанный им приём: когда можно было утаить или незаметно изменить смысл цитируемого, он это делал, не моргнув глазом. А когда это не представлялось возможным, то говорил от своего имени, как в данном случае. И тогда, хучь глаза закрывай, хучь нос вороти от сказанного… – тоже, как в данном случае. Не иначе как оба писателя (Эп-н и Бродский), переутомившись за «вычислениями», спутали русский язык с чем-то ещё…

Если жизнь где-то и «выстраивается» по числам и по магии, это не значит, что она так же строится и в грамматике. Хотя чем чёрт не шутит. К примеру, А. Е. Кручёных выворачивал её наизнанку: «Бор а циципи. Рпе сека, зоркотимся!».

Но то было давно. Г-н Эп-н с наслаждением приводит «магические слова» из «Геологов» теперешнего «классика» Вл. Сорокина: «Мысть, мысть, мысть, учкарное сопление. – Мысть, мысть, мысть, полокурый вотлок».

Чем не магия, а? Здорово, да? И ведь по-русски написано, не по-аглицки! Буквы-то русские… Или вот, из того же Сорокина (рассказ «Заседание завкома») г-н Эп-н любовно приводит следующий отрывок: «Нашпиго! Набиво! – заревел милиционер. – Напихо червие! Напихо червие! – закричала Симакова… – Напихо червие, – по- вторял Старухин – Напихо…».

Так и хочется подумать вслед за г-ном Эп-ном: Э-эх, дикари!

Здесь отвлечёмся от языка, «напихо-филологов», «классиков» и «дикарей», и обратим своё внимание на российский социум. Тем более, что это позволит нам разглядеть дверцу, через которую некогда вломились в отечественное бытие хамство, цинизм и издевательства над прекрасным и благородным русским языком.

С «нулевых» годов в России упразднялись старые и активно создавались новые более эффективные и не обязательно медийные «средства общения» с народом. Возьмём хотя бы ОМОН, СОБР или национальную гвардию России, призванные решать «вопросы» путём инициативного или лучше сказать «плотного» контакта с людьми. Ясно, что для этого им нет нужды расширять свой словарный запас – и того что есть хватает… Нацеленные на самый близкий контакт службы эти – помимо дубинок, наручников и, естественно, мата, оснащены всем, что помогает внятно воздействовать на «всяких оболтусов».