Александр Ушаков - Николай Ликийский

Киприан провёл в Карфагене три поместных собора, в ходе которых возобладало его суждение о том, что «тот не может уже иметь Отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь».

Единство церкви, по Киприану, выражалось не в суждениях некого «епископа епископов», а в соборном согласии епископов, в равной мере наделённых благодатью Святого Духа и самостоятельных в управлении своей паствой.

Тягчайшими грехами Киприан считал отступничество и раскол.

Когда Киприану сообщили о смертном приговоре, который ждал его как врага римских богов и законов, он спокойно ответил:

– Слава Богу!

Следуя к эшафоту в сопровождении большой толпы народа, он еще раз помолился, разделся, повязал глаза, попросил пресвитера связать ему руки и уплатить двадцать пять золотых монет палачу, который с дрожью обнажил меч.

Его верные друзья собрали его кровь в носовые платки и похоронили тело своего святого пастыря с большой торжественностью.

Гиббон описывает мученичество Киприана в мельчайших подробностях, с явным удовлетворением указывая на торжественную и уважительную обстановку казни.

Но нельзя по этому примеру судить, как казнили христиан по всей империи.

Киприан был человеком высокого общественного положения, ранее прославившимся как оратор и государственный деятель.

Его диакон, Понтий, рассказывает, что «ряд выдающихся и известных лиц, людей высокопоставленных, знатных и знаменитых в свете, часто уговаривали Киприана скрыться ради их старой дружбы».

Так великие мученики являли собой ярчайший пример любви к Иисусу Христу и непоколебимую твердость в своей вере.

Более того, своим поведением они не только защищали, но и утверждали свою веру.

В этих и во множестве других казнях не было ничего случайного, поскольку они являлись реакцией языческого, и в первую очередь, римского мира, на распространение и становление христианства.

Мир ненавидел и гнал христиан, и первый период жизни Церкви стал временем мучеников.

Именно в этот героический период решался вопрос: быть или не быть христианству, и Церковь ответила на него «свидетелями» крови – мучениками, исповедниками и проповедями великих апостолов.

Мученики, не прибегая ни к каким другим аргументам, проливали свою кровь вместо доказательств той истины, в которой они были убеждены.

Сменивший на престоле Валериана в 260 году его сын Галлиен оказался куда менее кровожадным и на несколько лет прекратились гонения церкви.

Как это ни печально, но это была только передышка и самые страшные гонения на христиан были еще впереди.

Ниже мы расскажем о них, а пока попытаемся ответить на естественный вопрос: почему же христиане подвергались жестоким гонениям со стороны иудеев и язычников.

Причин тому, надо заметить, хватало.

Иудеев несказанно раздражало христианское свидетельство о том, что Ветхий Завет Бога с евреями с пришествием Иисуса Христа утратил свое значение.

Впрочем, оно не только раздражало их, но и побуждало к истреблению христиан.

С падением Иерусалима враждебная деятельность иудейства против христиан ослабела, хотя и продолжалась до окончательного разрушения Иерусалима в 135 году.

Что же касается язычников, то они продолжали гонения на христиан около трех веков.

Языческие писатели и христианские апологеты единогласно свидетельствуют о том, что появление и распространение христианства в греко-римском обществе было встречено со стороны последнего единодушною ненавистью.

И это отношение было свойственно как со стороны низших слоев общества, так и образованного класса.

Гонения имели общественные, религиозно-государственные и политические причины. А общее настроение того времени можно было выразить одной фразой выдающегося христианского писателя Тертуллиана: «Язычники и христиане чужды друг другу!»

– Чем мы вредим вам, Эллины? – вопрошал он. – Почему вы ненавидите, как самых отъявленных злодеев, тех, которые следуют слову Божьему? Сколько раз враждебная к нам чернь нападала на нас, бросала камни и сжигала наши дома. Не щадят христиан даже мертвых, вытаскивают трупы из гробов, чтобы над ними надругаться, чтобы растерзать их на куски…

По словам древнеримского историка и одного из самых известных писателей античности Тацита, христиан ненавидели за их мерзости, проповедь пагубного суеверия и ненависть к человеческому роду.

Именно поэтому он представлял христианство как страшное зло, которое наряду с другими мерзостями пришло в Рим.

Древнеримский историк Светоний называл христиан «людьми нового и зловредного суеверия».

Высокопоставленный чиновник римской провинции Вифинии Плиний, допрашивавший многих христиан под пыткою, утверждал, что, кроме грубого и безмерного суеверия, он у них ничего не заметил.

Да что там чиновник, если многие известные римские философы видели в христианстве зловредную и бесстыдную секту людей, для которых не существовало ни божеских, ни человеческих законов.

Во многом такое отношение объяснялось тем, что принявшие христианство язычники меняли свой образ жизни.

Их религия требовала от них не только разрыва с прежними верованиями, но обязывала их бороться с ними. А это означало только то, что в глазах язычников они становились атеистами и врагами богов.

В семейном и домашнем быту они естественно начали удаляться от всех тех обрядов и обычаев, которые были связаны со служением языческим богам.

Что касается собственно христианского богослужения и быта, то оно тщательно скрывалось от язычников.

«Посвящение в наши таинства, – писал по этому поводу Тертуллиан, – даже и для благочестивых людей, сопряжено с удалением непосвященных».

Но как бы там ни было на самом деле, замкнутая жизнь христиан казалась подозрительной.

Оно и понятно!

В то время как простолюдины жили в тесном общении друг с другом и открыто соблюдали одни и те же обычаи, христиане скрывались.

Значит, они допускали в своей жизни что-то предосудительное, или даже преступное, что действительно надо было скрывать.

Все это вело к тому, что народ стал обвинять их в безбожии, поскольку они не имели статуй богов и не сооружали в первое время храмов.

Обвиняли христиан и в так называемых теестовских вечерях и в эдиповских смешениях.

Иными словами, в принесении в жертву во время Евхаристии живых людей, потреблении человеческого мяса и сексуальных оргиях, в которых сыновья оказывались в интимной близости со своими матерями, а отцы – с дочерьми.

Так отображались в представлении язычников рассказы о христианских вечерях.

«Нас, – писал Тертуллиан, – обвиняют в трех преступлениях: в безбожии, в едении человеческого мяса и в гнусных кровосмешениях эдиповских».