Вадим Верник - Свободный полет

…Впервые интервью с Марией Мироновой я делал в 1998 году в программе «Кто там…». Мы встретились тогда на легендарной даче Марии Владимировны Мироновой. Маша показывала мне семейные реликвии, – например, картины Ореста Верейского и радиоприемник на высоких ножках сороковых годов, и это были отголоски той атмосферы, в которой росла сама Маша. Она увлеченно рассказывала об общении с бабушкой Марией Владимировной, сильной и властной. И о дедушке по маминой линии, известном архитекторе Георгии Градове: он прошел всю войну, занимался альпинизмом и трагически погиб при восхождении на гору Памир, – а еще Маша родилась с ним в один день, и может быть поэтому они были очень похожи по характеру. В детстве Маша хотела стать балериной, но из-за высокого роста эта мечта не могла осуществиться. Позже Маша призналась мне, что театр она до сих пор ощущает через музыку, через жест…

Мы общались с Машей, а рядом бегал ее пятилетний сын Андрей. И вот теперь, летом 2015-го, мама и сын дают совместное интервью, причем впервые. И хотя с этой семьей мы дружим столько лет, во время нашего разговора я узнал немало любопытных подробностей.

– Маша, ты сына на вахтанговской сцене уже видела?

– Мария: Да. А первое, что я видела в его исполнении, – как он читал стихотворение Пушкина «Я вас люблю…», с которым поступал в театральный институт.

– Андрей: Я репетировал дома.

– М.: Он переписывал сначала стихотворение на листочек, я даже его сохранила.

– А зачем на листочек?

– А.: Чтобы лучше запомнить, Вадим.

– М.: С ним занималась Марина Голуб, она готовила его к поступлению.

– Но ведь сначала Андрей пошел учиться в Университет управления Правительства Москвы. Тебе, Маша, этот выбор сына был по душе?

– М.: Это не ко мне вопрос, они там с бабушкой что-то решили.

– А.: Бабушка была против, чтобы я шел в театральный. А мне всегда это было интересно. Поначалу я хотел стать режиссером. Так вот, мне казалось, что в этом институте я смогу набраться необходимого мне продюсерского опыта, а потом вернусь к своей мечте.

– М.: Ничем хорошим такая затея не завершилась.

– А.: Я быстро закончил это путешествие. Понял, что не смогу себя там проявить, не было какого-то огонька. Поначалу я думал, что привыкну. Но через семь месяцев понял, что четыре года здесь не протяну. И решил, что надо поступать в театральный.

– Как мама к этому отнеслась?

– М.: Я с сыном всегда демократична. Ни на чем не настаиваю, просто наблюдаю.

– А.: На самом деле мама отнеслась к моему решению с плохо скрываемым удовольствием.

– М.: Для меня важно, чтобы Андрею было интересно.

– А.: Видишь, Вадим, даже сейчас не признается.

– М.: Учти, всё, что мы, а особенно этот человек с усами, будем сейчас говорить, – с ироничным подтекстом.

– Это я уже понял. А бабушка, Екатерина Градова, продолжала отговаривать внука от актерского пути?

– А.: Она пришла на мой первый показ в Щукинском, потом позвонила и сказала: «Прости, я была неправа». Мне это было дорого и очень приятно. Мы ведь редко признаём свои ошибки.

– Андрей, наверное, рос в «Ленкоме», где ты, Маша, служишь?

– М.: Вообще нет.

– А.: Почему? Отчасти да.

– М.: Однажды мы ездили на гастроли в Израиль со спектаклем «Варвар и еретик». И Андрюша сидел на коленях у Людмилы Александровны Зориной (вдова Олега Янковского. – Прим. ). Вот и весь его театральный опыт. Сам попросился нагло: «Можно я выйду на сцену?»

– Сколько ему было тогда лет?

– М.: Шесть или семь.

– А.: Там просто нужны были дети, а детей на заграничные гастроли не взяли. Я сидел на коленях у Людмилы Александровны и читал стихотворение по-французски. Потом еще два раза играл в этом спектакле в Москве, мне заплатили по сто рублей за каждое выступление.

– Кстати, Маша, ты ведь тоже впервые вышла на профессиональную сцену в детстве.

– М.: Да, в семь лет. Это случилось на гастролях Театра Гоголя, в спектакле «Декамерон». В этом театре служила моя вторая бабушка – актриса Раиса Градова. Удивительно, я с самого детства понимала, что должна быть опорой в семье, и чем дальше, тем больше об этом думала. В пятнадцать лет я пошла работать переводчицей на выставке и там заработала свои первые деньги.

– Ты родила Андрея в девятнадцать лет, и это тоже способствовало взрослению, уже по факту.

– М.: Я поступила на первый курс в Щукинское училище и практически сразу ушла в декрет. Пропустила года два учебы, а потом перевелась во ВГИК. У нас дома появились нянечки. Естественно, я не была тогда зрелым человеком. У меня была учеба, много каких-то целей. Но Андрюшку я всегда растила как друга.

– А.: Конечно, чтобы слушать со мной в машине Энрике Иглесиаса и мучить меня всё детство. (Смеется.)

– М.: Понятно тебе, Вадим, как мы общаемся?

– Интересно, а у Андрея были сложности переходного возраста или всё вот так с шуткой и юмором?

– М.: Были сложности. Они проявлялись в том, что я отказалась от съемок, наверное, в десяти картинах. Не могла уехать никуда, кроме гастролей.

– Почему?

– М.: Потому что я могла возвратиться домой, а около дверей стоит милиция. Оказывается, мой сынок так повеселился в свой день рождения, что скинул пакет с водой прямо на лобовое стекло машины начальника ОВД «Арбат». И шесть милиционеров стоят и смотрят на наши окна. Я возвращаюсь после спектакля «Федра. Золотой колос» и понимаю, что эти люди по мою душу.

– А.: Между прочим, за «Федру» Мария Андреевна получила премию «Золотая маска».

– Да, это была отличная актерская работа.

– М.: Спасибо, Вадим… Так вот ту ночь мой сын провел в «обезьяннике».

– Ты не возражала?

– М.: А чего возражать? Пускай будет такой опыт. Еще Андрюшка прятал друзей. Как-то у меня отменили спектакль, причем внезапно. Я об этом узнала, уже когда приехала в театр. А сын, оказывается, на это время запланировал грандиозную вечеринку. Я спокойно еду домой, паркую машину и звоню ему минуты за три до того, как подняться в квартиру. «А ты где?» – спрашивает сынок растерянным голосом. Я ему рассказываю. «Понятно», – отвечает он. Захожу в подъезд и вижу такую картину: по лестнице спускаются люди, прижавшись к стенке, и, не глядя мне в глаза, выходят на улицу. Просто поток людей, человек семьдесят!

– Неплохо. И как ты отреагировала?

– М.: Уже не помню.

– А.: И я не помню. Но сам факт произошедшего запомнился гораздо сильнее, чем разбирательство.

– М.: А как Андрей девочку прятал в шкафу! Прихожу домой – у него должен был быть урок английского. Смотрю – женские туфли стоят. Он их быстро убрал. Потом полтора-два часа сын занимался английским. Затем выходит из комнаты: «Мама, ты никуда не собираешься?» – «Нет». Еще через час он понимает, что девочку нужно выводить. Всё это время она просидела в шкафу!