Владимир Дараган - Российские этюды – 2

Девушка-официант – кабардинка. Она краснеет от стыда за говорящую.

– У нас еще шесть горячих блюд на выбор. Вот блинчики с мясом очень вкусные.

– Мне нужна рыба! Вы можете ее нормально пожарить?

Наконец любительница жареной рыбы успокаивается, берет азу с жареной картошкой и уходит. Я говорю девушке, что все очень вкусно и чтобы она не огорчалась.

– Да ладно. Мы привыкли.

«Мы привыкли» режет ножом по сердцу.

– Ну… это сейчас редко. У тетки просто психические отклонения. Недаром она в санаторий приехала. Её еще не вылечили.

Продолжаем разговор с Капитаном:

– А почему после сорока половина женщин становятся тетками, а мужчины – мужиками?

– А кем им становиться?

– Не становиться, а оставаться. Женщинами и мужчинами.

– Не придирайся. Зато люди, в основном, душевные. Подберут, накормят, обогреют, нальют.

– Нальют – это так. Мне предлагали выпить на улице. Потом обиделись, что не уважаю.

– И правильно, что обиделись. Ведь от чистого сердца предлагали. И это все, что тебе не нравится?

– Еще не нравится, что большинство объявлений или запретительные, или, типа, «деньги сейчас давай, а то завтра будет дороже».

– Заботятся о твоей жизни, твоем кошельке и об окружающей среде.

– А мне не нравится, что заботятся в приказном порядке.

– Капризный ты!

– Вроде нет. Уже начал привыкать к новой жизни.

– Ну и молодец! Давай сбегаем в магазин, а потом обсудим новую жизнь во всех деталях.

Капитан остался доволен таким отчетом. А на яхте по Ладоге мы с ним потом ходили. Но об этом в книге «Ладога».

Там, где раньше был счастлив

Москва, родной академический институт, где я провел лучшие годы. В горле горький комок от пустых коридоров и захламленных комнат. Раньше тут бегали стайки красивых девушек в белых халатах, а у подоконников курили усталые мужчины, обсуждая динамику спиновых систем и свойства свободных радикалов. Теперь тут тишина и даже чистота. Сорить некому. На двери комнаты, куда я пришел дипломником, а вышел завлабом, висит табличка, что я до сих пор отвечаю за технику безопасности. Заглянул. Там свалка строительного мусора. С техникой безопасности все в порядке.

Навстречу идет Юрка (простите за фамильярность) – один из лучших в нашей секции гребного слалома. Теперь у него, наверное, появилось отчество, которое раньше было без надобности.

– Вовка, привет! Решил посмотреть на родное пепелище? Только не вздумай возвращаться. Как там в америках?

– В америках у всех по-разному. Как и везде.

– Зато у нас свобода. Не осознанная необходимость, а настоящая!

– В том смысле, что на работу можно не ходить?

– Ага! Раньше мы два раза в месяц за заплатой приходили, теперь все на карточку переводят.

Юрка хохочет и исчезает. Он из тех, кто будет работать, даже если за это не платят. Это стиль его жизни. Таких немного. Второй такой – мой друг. Мы с ним делили съемную квартиру в первые годы жизни в Америке. В середине нулевых его сманили работой в Сколково. За три месяца выпытали все его идеи и выкинули на улицу. Он вернулся в родной институт, между делом защитил докторскую, за свои деньги покупает реактивы и оборудование, доплачивает аспирантам. Зачем? У него идея на Нобелевскую премию – сделать супер-катализатор для связывания азота. По Нобелевскую премию – это я сказал. Ему просто интересно, он рисует химические формулы и показывает свое хозяйство под тягой.

– А что делает алюминиевая кастрюля? Вы тут суп варите?

– Это водяная баня. Такую кастрюлю теперь не достанешь, а она позволяет почти мгновенно устанавливать температуру. Я бы мог купить фирменную «баню» за несколько тысяч долларов, но зачем? Кастрюля прекрасно справляется.

– А зачем банки от варенья?

– В них отлично хранятся сухие реактивы.

– И как тебе после работы в Дюпоне?

– Нормально! Вспомни, мы всегда так работали. Чисто там, где должно быть чисто.

– Такое чувство, что в этом корпусе ты один работаешь.

– Я решил свои денежные проблемы, теперь можно для удовольствия и поработать.

– Как-то грустно и страшно за академическую науку.

– Академию давно надо разогнать и перевести всю науку в университеты. Там студенты, там жизнь. Тут же теплое болото для престарелых академиков.

– Но ведь есть примеры успешных лабораторий.

– Они были бы еще успешнее, если бы их перевели в университеты.

– А где сейчас остальные сотрудники?

– На дачах, на подработках. Некоторые гранты пишут.

– Ты не пишешь?

– Не смеши меня. Ты представить не можешь, какое удивительное чувство, когда тебе ничего не надо от начальства. Просто открываешь сайт eBay, где есть всё, что нужно для работы.

– А как пишущие собираются выполнять работы по грантам? Судя по разрухе… Нет приборов, реактивов, сотрудников…

– Ты же был завлабом! Забыл, как мы умели красиво строить научные фразы?

– Но…

– Хватит о грустном, пошли лучше в ресторан пообедаем. Знаю место, где отлично готовят креветок и лобстеров. Я угощаю.

И мы пошли в ресторан.

Петербурженка

Жил в Питере на Мойке напротив крыла Главного штаба, отданного Эрмитажу. Около моей арки продуктовый магазинчик. Стою в очереди с бутылками воды. Передо мной старушка лет 80-ти. Нет, не старушка, пожилая женщина.

– Мне две бутылки шампанского. Нет, не иностранного, советского. Привыкла я к нему.

– И еще килограмм абрикосов. Они такие желтенькие у вас.

– Два помидора, вот этих.

Продавец с уважением смотрит на покупательницу.

– Мадам, эти помидоры без вкуса и запаха. Я вам сейчас принесу два настоящих помидора.

Приносит, взвешивает, внимательно ждет дальнейшего.

– Мне еще что-нибудь неожиданного…

– Есть свежие кедровые орешки.

– Отлично, я возьму два пакета!

Покупки укладываются в сумку.

– У вас гости? Дети приезжают?

– Почему гости? Завтра воскресенье, я хочу себя побаловать.

Сумка на плечо, покупательница, опираясь на палочку, уходит. Продавец обращается ко мне.

– Настоящая петербурженка! Таких все меньше и меньше. Вы сами-то откуда?

Я медлю с ответом.

– Вы – гость, я сразу догадался.

Выхожу на улицу, смотрю на свое отражение в витрине, пытаюсь понять, чем я отличаюсь от петербуржцев. Оглядываюсь, чтобы сравнить. По тротуару в музей-квартиру Пушкина идет толпа китайцев. Кроссовки, серые брюки, куртки, в руках бутылки с водой. Все как у меня.

Вот если бы я шампанского купил…

Пушкин и другие в Питере