Иванн Черняев - Круги по воде. Записки провинциала

И я понимаю, что это один из организаторов. Я представляюсь, а он приглашает меня во двор.

Погода пока солнечная, но сегодня в Харькове ожидают дождь, а мероприятие намечено проводить во дворе. Поэтому во внутреннем дворике, который представляет собою небольшой яблоневый сад, несколько парней натягивают между стволами верёвки, на которые настилают прозрачную полиэтиленовую плёнку, делая подобие навеса. Люди устанавливают в саду столы для жюри и для выставки-продажи книг. А вместо сидений расставляют то пустые ящики, на которые кладут доски, то стопки-кубики из нарезанных листов картона, перевязанные бечёвкой, и получаются своеобразные «пуфики».

Тут появляется ещё один организатор фестиваля, главный идеолог клуба «Авал» и главред журнала «Лава», представитель харьковского литературного авангарда – Андрей Костинский, высокий, худой и поджарый парень с длинным каре. Мы знакомимся, и он приносит мне семь экземпляров журнала «Лава» №7—2, с работами наших «стражевцев». Потихоньку начинают появляться участники фестиваля, и мне представляют моих земляков: озорного вида девчонку Татьяну Ковалевич и её серьёзного и не по годам степенного парня Игоря из Донецка. Нас приглашают выпить чаю или кофе, и мы, пользуясь случаем, пьём кофе и ждём открытия.

Наконец-то появляются Александр Курапцев и Вера Агаркова, которые в Харькове уже чувствуют себя более расковано – дело в том, что у Саши в городе (в ж/м Салтовском) живут тётки, поэтому они и приехали заранее, и уезжать будут тоже не сразу. Я тут же отдаю им авторские экземпляры «Лавы», мы обсуждаем дорогу, а тут появляется Ира Кузнецова. Наша Ирина Михайловна – мама семерых ребятишек, и вот самый младший из них Алёшка въезжает во двор следом за мамой на коляске, которую ведёт моложавый, но седой мужчина Михаил – сосед Кузнецовых, который вызвался помочь Ире на фестивале: и за коляской присмотреть, и дитя понянчить. Также с Ирой входит гостья из Валуйков Белгородской области, подруга по литературному сайту, Галина Долгополова. Шустрая и активная дама бабаягодного возраста, весёлая, общительная и весьма обаятельная. Мы подходим к столу организаторов, и нам выдают бэйджики с логотипом фестиваля, и мы их крепим себе на одежды, также каждому участнику полагается фирменная картонная кепка. Ира, кстати, уже знакома с харьковскими фестивальными лицами, и поэтому чуть позже к нашей компании подключается её хорошая знакомая, девушка моего возраста – Елена Амберова.

Двор заполняется людьми, и я понимаю, что многие из собравшихся – фестивальные тусовщики, давно друг друга знающие. Отдельными кланами группируются харьковские авторы и гиперфестиваллеры – традиционные участники, живущие неизвестно за какие средства, так как колесят по всем фестивалям Украины и СНГ без передыху. Среди всевозможных лиц я встречаю только одно знакомое – это Марина Матвеева из Симферополя. Нет, лично мы, конечно же, не знакомы, но я её знаю как бывшего члена редколлегии литературного ежемесячника «Отражение», где часто публиковались и её произведения, пока она не встала в оппозицию к главному редактору. Был такой период в жизни Межрегионального союза писателей, когда Юрий Каплан вбил клин между нашими собратьями (что пожинается по сей день). Я её помню по фотографиям в этом издании, но она с тех пор внешне немного изменилась, заматерела, что ли, но, тем не менее, это всё та же Марина – гуру крымской молодёжной литературы. И сегодня Матвеева не одна, со своей землячкой Викторией Анфимовой.

Итак, фестиваль начинается, нам объявляют, что конкурсная программа будет состоять из 4 блоков по 10 финалистов в каждой, объявляют порядок, и после представления жюри мы начинаем.

Мы сидим группкой: я, Саша, Вера и Ирина с Галиной. Слушаем, смотрим, впитываем. Я в пространном шоке от происходящего. Я не ожидал, что поэтический фестиваль – это не конкурс, а действо. В моём сознание поэзия и шоу – разные по духовному принципу вещи, но вот первый же фестиваль ломает все мои жизненные устои. Люди, преподнося свою поэзию, чуть ли не выворачиваются наизнанку. Татьяна Ковалевич, например, читая стихи, снимает с себя верхнюю одежду и швыряет её под ноги жюри. Одна из девиц, взяв в руки микрофон, усаживается по-турецки на холодный асфальт, и всё своё выступление читает стихи в такой позе, хотя один из фестиваллеров – Леонид Борозенцев из Винницы не выдерживает, подбегает к ней сзади, приподнимает её и пытается подсунуть ей под пятую точку картонку. Один из парней чуть ли не коршуном кружит над жюри, с пафосным криком выплёскивая им в лица текст, чуть-чуть не дотягивая до образа Гамлета в исполнении Высоцкого. В общем, без эпатажности – никак. Но, тем не менее, очень заметным блоком выступают трио гомельчан, как они себя называют, Литературный салун «На троих». У каждого свой стиль, но они читают хорошо отрепетированным голосом, с хорошей манерой. Оказывается, главарь этой группировки Янина (Яся) Дрозд – театральный режиссёр. Поэтому их выступления без лишних действий запоминаются именно, как декламация. И Янина, и Максим Новик очень удивительно и чётко оставляют «послевкусие» после своих чтений. Но из их тройки особенно выделяется молоденькая русоволосая и розовощёкая Мара Шмидова, которая так читает свои стихотворные инверсии знакомых сказок, как будто если она сейчас не выплеснет это в аудиторию – ей будет нечем дышать. Такая экспрессия!

Понятное дело, что я к такому морально не готов. Поэтому, когда подходит мой блок, я выступаю с традиционной шпаргалкой в руках, зачитываю тексты с бумаги и покидаю «сцену», понимая цену своего выступления. Неплохо выступили и Вера, и Саша, а так же Ира и Галина, но куда нам с нашими манерами выступления до этой лихой и совершенно не от мира сего молодёжи. Я понимаю, как я устарел в свои 36 лет, прям, как у Макара: «… мне триста лет – я выполз из тьмы». У меня сложилось весьма устойчивое убеждение, что поэзия для многих из них никакая не работа над собой, а лёгкое и воздушное самолюбование, совершенно не обременённое жизненными коллизиями. Для них стихи, как дыхание, они пишут, как дышат, и это меня с одной стороны даже радует.

* * *

Они не такие – свободны и целеупорны,

Сказать не боятся, что душу тревожит и жжёт.

В словах и легки, и мудры, и по-детски проворны,

Их поиск себя с негативностью не сопряжён.

Они так светлы, как безбрежность снегов Антарктиды,

Они не страшатся на горла врагов наступать.

Их цель – не копить, и на сердце не множить обиды,

На лицах их ясных блаженства блистает печать.