Юрий Хамкин - Поезжай и умри за Сербию. Заметки добровольца

– Как молчал! Я старшине всю плешь проел, а он: нету, позднее будут.

– Мы тебе принесём. (К следующему дежурству принесли две пары.)

Костёр – основа нашего существования, посему заготовка дров – главное наше занятие. Милан и Радо берут двуручную пилу, а мы с

Сречко отправляемся по хворост. Разумеется, вокруг всё уже подобрано и спилено (кстати, неосмотрительно: теперь ветер гуляет во все стороны). Мы спускаемся дальше и приступаем к заготовке дров. Занятие это греет не хуже костра, у которого через некоторое время вырастает громада дров и радует душу.

Мы сидим, балдеем, поворачиваясь к огню то лицом, то спиной.

Переговариваемся, смеёмся. Обращаясь ко мне сербы постоянно вставляют в речь русские слова, выученные в школе (в сербских школах основной иностранный язык – русский). Поступают они так не потому, что я не понимаю их язык (я уже понимаю достаточно), а чтоб лишний раз подчеркнуть свою приязнь ко мне, русскому человеку, ко всем русским, к России.

– Сибир! – восклицают они, ёжась от холода, и я соглашаюсь, мол,

да, маленькая Сибирь.

Звучит транзистор – в далёком тёплом Белграде женщина поёт про любовь. Небо синее, хрустальное, вершины в снегу…

Фронтовую идиллию нарушает зловещий посвист мины. Разрыв!

И в родниковый горный воздух вползает едкая пороховая гарь. Другая

мина, третья… Разрывы кипят правее. Правее, это значит на «Муне», но так как по птичьему полёту расстояние между нами метров 200, то достаётся и нам. Усташи ещё те артиллеристы…«Муня» у них как кость в горле, она контролирует дорогу и подходы сразу к двум сёлам, поэтому, несмотря на перемирие, усташи считают важной стратегической задачей ежедневно выпускать по «Муне» пачку мин. «Муня» яростно огрызается пулемётным огнём. Мы не стреляем: противника «Муни» мы не видим из-за горы, а те что перед нами – молчат. От миномётного огня мы прячемся под козырьком скалы. Защита ненадёжная – если мина перелетит скалу, любой из нас запросто может получить солидную горсть железных конфет.

– Ну и подлое же оружие – миномёт, – плюется Илья, – нигде от него не спрячешься.

Я считаю нужным защитить миномёт:

– И вовсе не подлое. Его изобрели русские солдаты при обороне Порт-Артура в русско-японскую войну 904-го – 5-го годов. А во вторую мировую гвардейские миномёты «Катюша» наводили ужас на немцев.

Я цежу всё это довольно лениво и небрежно, следя за близкими разрывами. Но бойцы слушают внимательно. Они очень любят слушать про Россию. Я уже рассказал им про Куликовскую битву, про Минина и Пожарского, объяснил суть выражения «сгорел, как швед под Полтавой».

Под посвист усташских мин бойцы признают:

– Да! Миномёт – отличное оружие, – а молодой Радо исполнил пару куплетов «Катюши» и поплясал.

Наконец обстрел кончился, и мы бежим к костру. Томительно и нудно текут минуты, складываясь в часы. Мы то сидим на камнях, то встаём, разминаясь. Все темы давно исчерпаны – и про похождения с девочками, и про цены, и про курс динара к марке, и про военную мафию… И лишь одну тему в моем присутствии бойцы обсуждают крайне деликатно, осторожно: тему о нынешней политике России в отношении Югославии. Эти простые крестьянские парни носят поверх свитеров большие золотистые православные кресты и ощущают себя форпостом православия в коварной Европе. Маленькая Сербия представляется им выдвинутым далеко вперёд узеньким полуостровом в бушующем море. Вся надежда на Россию. Вот почему, когда Кремль начинает вилять хвостом в сербском вопросе, здесь, на горных вершинах, сердца сжимаются не только от холода, но и от обиды.

Небо хмурится, значит пойдёт снег. Это хорошо, спадёт мороз. Если б ещё утих ветер… Ба! А это кто на горизонте? А это два героических посланца героической «Муни» – героические Юрко и Иван – такие же молодые бойцы, как наши Радо и Илья, к которым они и спешат в гости. А гости – святые люди, тут уж дискуссий про «кафу» не возникает: котелок немедленно наполняется водой.

Гости, румяные, разогретые ходьбой, улыбаются до ушей и вносят радостное оживление в наше приунывшее общество. Молодёжь сбивается в кучу и начинает точить лясы. Сразу находятся темы. Одна из любимых – школа и школьные проделки. Радо вспоминает, как «химичка» вызвала его к доске, он вышел и на всю доску намалевал

формулу воды Н2О, заявив, что больше ничего не знает. Возмущённая

«химичка» влепила Радо «кол», что сейчас вызвало у всех неудержимый приступ веселья. Ребята вспоминают другие шалости, дают меткие характеристики учителям. Потом молодёжь принимается палить на спор по бутылкам из автомата и снайперской винтовки. Однако это занятие на фронте быстро надоедает. Подтащили снарядный ящик ближе к огню и сыграли партию в домино. Гости, выиграв, распрощались.

Время клонится к обеду. Обед в термосах доставляет к колодцу дежурная смена носильщиков. Дальше на свои положаи в вёдрах несём его мы сами. Колодец далеко внизу. Сегодня идти мне и Сречко. Сречко берёт ведро и сумку для хлеба, я – резиновый бурдюк для воды.

Назад Сречко тащит ведро «чорбы» и хлеб, я 30 литров воды. Мой груз, конечно, в три раза тяжелее, но тут уж ничего не поделаешь: доверять мне «чорбу» никак нельзя. Сречко вырос в этих горах и идёт по камням как по асфальту, я же поминутно спотыкаюсь. Вот и плачу за свою неловкость обильным потом на сухом морозе. Но и балансировать с ведром «чорбы» тоже нелегко, своего рода искусство. Короче, до положая добираемся, высунув языки.

Обед сытный, вкусный, критических замечаний не вызывает. Мне это удивительно: русскому солдату подай обед хоть с царского стола, он его всё равно обругает.

Мы продолжаем поочерёдно нести службу на НП, не отрывая глаз от бинокля. Ветер и снег секут физиономии, наблюдение сейчас малоэффективно: вечереет.

Вот тут они нас и достали! Внезапно сидящие у костра обстреляны с близкого расстояния длинной автоматной очередью.

Мы веером разбегаемся по склону, припадаем к камням. Мерзавец усташ подкрался к позициям никак не дальше, чем на 150 метров. Вопрос: псих-одиночка или разведка боем. Несколько коротких секунд мы все тягостно размышляем, наконец командир положая Милан принимает решение по худшему варианту:

– Всем палить не надо. Я и Радо уходим с пулемётом на соседний склон. Илья на радиостанции. Сречко продолжает наблюдать. Стрелком займешься ты, Юра.

– Добре, – произношу я.

Решение верное, это не атака. Усташи по ночам не воюют, тут они похожи на своих покровителей – немцев. Цель усташей – засечь по вспышкам, сколько нас, чем вооружены и в сумерках уйти. Если, конечно, это не псих, что тоже не редкость.

Милан и Радо, пригнувшись, исчезают в темноте. Я, привалившись к брустверу, не двигаюсь: суетиться не надо – спираль боя раскрутится сама собой. Вот стрелок выпускает ещё очередь. Ага! Теперь понятно направление. Я даю короткую очередь в темноту и занимаю более удобную позицию. Я – признанный мастер огневого боя.