Владимир Бровко - Хронологии. Пророки и чудотворцы. Т.5

С другой стороны, теории, развиваемые представителями оккультизма, спиритизма и других учений супранатуралистического характера, никогда не имели под собой достаточно твердой гносеологической и метафизической почвы и представляли, в общем, весьма неустойчивые построения, основанные на сбивчивых и до конца не продуманных понятиях. Между тем проблема Ч. не может получить философского разрешения независимо от исследования основных положений гносеологии и метафизики и необходимо предполагает то или иное систематически обоснованное миросозерцание.

Без такого миросозерцания как признание чудес, так и их отрицание является выражением чистой веры или только привычных и излюбленных мнений, а не разумного убеждения.

При философском обосновании понятия Ч. приходится считаться с тремя основными трудностями, обусловливающими все главные аргументы pro и contra.

Первым и главным камнем преткновения является понятие причинности, в наиболее установившемся и особенно характерном для позитивной философии смысле, т. е. в смысле необходимого следования явлений во времени.

При таком взгляде на причинность понятия законов природы и причинной связи оказываются вполне совпадающими в своем объеме или, иначе говоря, причинность является лишь общей формулой всех конкретных законосообразностей в явлениях природы.

С этой точки зрения положение: «нет явления без причины» равносильно утверждению, что возникновение всякого явления подчинено известному правилу или, что-то же, закону природы.

При этом под законами природы разумеются все самостоятельные, т. е. не сводимые друг на друга, закономерности, например, закон тяготения или закон соединения кислорода и водорода в воду.

Очевидно, что такое понятие причинности вполне исключает возможность чудес; ведь никто не станет считать чудом то, что совершается на основании одних только законов природы; в таком случае можно было бы видеть чудеса в сообщениях по телефону.

Вообще, по отношению к приведенному понятию причинности вопрос о Ч. находится в таком же точно положении, как вопрос о свободе воли; и поскольку признание свободы воли не находит в этом пункте действительно непреодолимого препятствия, постольку исчезает затруднение и для обоснования чудесного.

В действительности затруднение может оказаться совершенно фиктивным, если показать несостоятельность понятия причинности, как закономерного следования. А несостоятельность этого понятия, скорее всего, может быть обнаружена на явлениях внутреннего опыта.

В самом деле, никто никогда не доказал полной закономерности человеческого сознания. О сведении всех процессов сознания к законам природы говорилось и говорится очень много, но фактически это сведение оставалось всегда не более как pium desiderium механического миросозерцания.

Вообще разложение высших форм и процессов бытия на низшие и элементарные: явлений жизни – на законы химии и физики, а этих последних – на законы механики, столь категорически утверждаемое многими исследователями, никогда, в сущности, не доводилось до конца.

Представители этого воззрения обыкновенно ограничивались указанием обусловленности высших форм низшими, сведением некоторых свойств высшего порядка на соотношение элементарных сил и такую зависимость считали доказательством всеобщего господства элементарных сил – и относящихся к ним законов.

Между тем, из того, что произвольное поднятие руки зависит от определенного молекулярного строения и состояния нервных центров и мышечных волокон, никак не следует, что дело ограничивается только этой обусловленностью и что акт человеческой воли, как таковой, не играет здесь никакой роли, но лишь иллюзорно принимается за действующую причину.

Убеждение в абсолютном господстве элементарных закономерностей основано на том предположении, что реальными единицами мира можно признать только абсолютно элементарные сущности, обозначаемые понятиями атомов, центров сил и т. п. (независимо от того, понимать ли их материалистически, динамически, спиритуалистически или даже агностически).

Но это вознесение элементарного и простейшего бытия на степень абсолютной первоосновы мира есть в сущности чистая вера, нигде не находящая действительного подтверждения, и, напротив, обнаруживающая свою полную несостоятельность в актах высшего обнаружения воли.

Думать, что Сократ спокойно выпил чашу яда, а Дж. Бруно бестрепетно взошел на костер под влиянием элементарных сил своего организма – значит не представлять себе сущность того самоопределения человеческой личности, которое выразилось в этих актах.

Нельзя приписывать высшие проявления разумности и морального величия стихийным и полусознательным силам каких бы то ни было элементов.

Такие проявления постулируют признание единств высшего порядка, способных соединять в себе огромное разнообразие элементарного, делать оценку и выбор между различными стимулами и давать перевес идейному перед стихийным.

Мировоззрению, признающему действующими причинами только элементы мира и понимающему высшие формы лишь как совокупность таких элементов, может быть противопоставлена теория причинности, в которой под причиной разумеется всякое творческое начало, необходимое для появления следствия.

Сущность этой творческой связи причины и следствия заключается не в каком-нибудь правиле или законе следования, а в самой природе сменяющих друг друга явлений: причина есть то, что творит следствие из своего собственного бытия.

Следствие всегда заключает в себе свою причину целиком или отчасти. При таком способе понимания причинной связи является совершенно безразличным, относится ли такая причинная связь ко многим случаям и в силу этого имеет характер правила, или отличается полной индивидуальностью и имеет единственное исключительное осуществление в мировом процессе.

С такой точки зрения законы природы оказываются лишь частными видами причинной связи, далеко ее не исчерпывающими и относящимися только к простейшим сущностям мировой действительности, отличающимся крайней косностью и однообразием своих проявлений.

И наряду с ними необходимо признать высшие виды причинной связи, относящиеся к активным единствам сознательных и разумных существ. Этот последний вид причинности уже не может иметь характера законов или правил, так как относится к сущностям чрезвычайно индивидуализированным и жизнеподвижным.

Вторым существенным признаком понятия ЧУДА служит сверхъестественное.

Сверхъестественное можно усматривать как в проявлениях человека, так и в действиях высших или более могущественных существ. Сверхъестественны, например, предвидение будущего, непосредственное влияние (без посредства мускулов) человеческой воли на внешние предметы и вообще все виды так назыв. actio in distans.