Кирилл Мямлин - Призрак Белой страны. Бунт теней исполненного (сборник)

– Все очень просто, во мне намешано столько кровей – английская, французская, даже еврейская. Четвертинка, от деда досталась, как и фамилия.

– Кто вы, господин Либер?

– Друг. Вы мне очень симпатичны. Поэтому пришел я к вам с благородной целью.

– Даже так?

– Слышу легкую иронию.

– Друзья по ночам не приходят.

– Вы не правы! Друзья приходят в любое время суток, приходят тогда, когда в них появляется потребность.

– А у меня есть потребность?

– Да! Хотя сами того не знаете. Я пришел предупредить: оставьте это дело с Федоровской. Право слово, никаких дивидендов, одни неприятности.

– И какого рода неприятности?

Усы на лице черноволосого как-то странно зашевелились, губы растянулись в театральной улыбке. Он без обиняков сказал:

– С вами покончат.

От такого неожиданного заявления все внутри Горчакова перевернулось, он сделал над собой колоссальное усилие, чтобы его неожиданный визитер не заметил волнения и страха. Как можно более спокойно произнес:

– Кто?

– Это уже следующий вопрос. Ответ на него лучше не искать. Просто примите к сведению.

– Что ж, – Горчаков поднялся, накинул халат, – благодарю вас за заботу. Но у меня контракт с редакцией. И есть задание найти убийцу Федоровской.

– Вы не понимаете, в какое положение ставите себя, – уже жестко произнес Либер.

– Объясните. А то все пугаете.

– Хорошо, кое-что я скажу. Но только кое-что. Господин Горчаков, вы ведь не слишком любите Советскую Россию?

– Россию люблю, Советы – нет.

– Да будет вам известно, что госпожа Федоровская была большевистским шпионом.

– Любопытное заявление. И тому есть доказательства?

– Есть.

– А вам откуда это известно?

– Поскольку я представляю интересы дружеского Российской Империи государства, мне ведомо многое!

– Так кто же ее убил? Ваши… работодатели?

– Зачем! Она не представляла для нас опасности.

– Сначала вы заявляете, что она опасна, теперь иное.

– Не представляла такой опасности, из-за которой ее следовало бы убрать. Хотя убрать человека – раз плюнуть. У нас мощная разветвленная структура с достойными людьми во главе.

– Представляю.

– А вы, господин Горчаков, одиночка. Что позволено Юпитеру, не позволено быку.

– Так кто ее убил?! – в который уже раз воскликнул Александр.

– Имя исполнителя нам неизвестно. Да и имеет ли это значение? О заказчике остается догадываться.

– И?..

– Очевидно, советская разведка. Работа госпожи Федоровской могла ее чем-то не удовлетворить.

– Почему я должен вам верить?

– Никто никому верить не обязан, – философски изрек Жан Робертович. – Я сказал: «Очевидно».

– А вы, значит, никогда не видели Зинаиду Петровну?

– Видел. На сцене. Талантливая актриса, достойная больших высот.

Горчаков так и рвался спросить: «А как же ваш визит в ее дом?», но сдержался. Интуиция подсказывала Александру: что бы Либер не говорил, доверия ему нет ни на грош.

– Вы пришли только за тем, чтобы предложить мне бросить дело Федоровской?

– Не только. Если вы его бросите, и впрямь возникнет серьезный конфликт в редакции. А то и увольнение. Хочу предложить вам соответствующую компенсацию. Нет, не разовую: от такой навар не велик. Думаю, что пора бы в Старом Осколе организовать еще одну газету. Потребуется главный редактор. И такой редактор есть. Вы!

Горчаков присвистнул. Предложение слишком неожиданное. Однако Либер вряд ли его сделал из-за дружеского расположения.

– И что я должен делать на этой должности?

– Помогать своей стране.

– Понятие расплывчатое. А конкретно?

– Чувствую деловую хватку, – в голосе Либера слышались наигранные нотки удовлетворения. – Прежде всего, Российской Империи следует сохранить независимость. Есть те, кто этому противится, большевики, например. Или Рейх. К вам ведь в редакцию приходил Дрекслер…

«Как он информирован!»

– Сей немецкий господин наобещает вам манны небесной. Только задача у него иная: немцы давно наметили Юг России своей вотчиной. И не стоит обольщаться сегодняшним их положением, оно не слишком отличается от того, что происходит у большевиков. Тот же террор, концлагеря. Не скрою, в политике Рейха меня особо задевает собственное происхождение. Я не еврей, а мишлинге (по расовой теории гитлеровской Германии это люди, имеющие еврейскую примесь. – прим. авт.), причем второй степени. Меня никто не стал бы полностью лишать прав, заставлять ходить в специальные магазины или сидеть на отдельной, выкрашенной в ядовито-желтый цвет скамейке. Но вход на многие государственные посты был бы закрыт. Хорошо, что вы не знаете, что такое поражение в правах.

– Почему не знаю? Мою семью в свое время тоже лишили прав из-за дворянского происхождения отца.

– Весьма сочувствую. И продолжу. Сегодня ваша страна как никогда нуждается в настоящих друзьях. Вспомните историю: кто являлся ее постоянным союзником? Великобритания! Были и соперничество, и кратковременные конфликты, только суть от этого не меняется. Мы обречены на вечную дружбу. Например, недавний блок Антанта – Россия, Англия, Франция, США. Не пора ли в полной мере возродить наш союз? В противном случае два жутких монстра пожрут прекрасный мир демократии.

– Ну а конкретно моя задача?

Впрочем, Александр уже догадывался, к чему клонит ночной визитер.

– Объяснять соотечественникам кто их настоящие друзья. Некоторые, к сожалению, поддаются агитации большевиков и Рейха, видят в наших действиях коварство.

– У нас подписан договор о дружбе.

– Это фиговый листок! Нужна настоящая дружба! Искренняя, осознанная. Отчего вы вдруг заулыбались?

– Дрекслер сегодня также уговаривал дружить с Германией.

– Забудьте! Рейх – отработанный материал, хотя ни фюрер, ни его приближенные этого еще не знают.

– Они не знают, а вы уже ораторствуете? – не без иронии поинтересовался Александр.

– Все предопределено, просчитано на многие десятилетия вперед. Просчитано гениальными игроками, стратегами, которые не ошибаются. Любой человек от самого маленького до диктатора или президента свободен лишь в той степени, в какой ему это дозволено.

– Можно заиграться и диктатор выйдет из-под контроля.

– Ненадолго. Очень ненадолго, уверяю вас. Вы еще будете свидетелем, как тот же Рейх окажется в руинах. Примерно через семь или восемь лет. Пострадают те, кто прямо или косвенно был связан с ним. Главным образом – косвенно.

Либер произнес это с такой уверенностью, что Горчакову сделалось не по себе. Или здесь очередной обман, или перед ним доктор-всезнайка, умеющий заглядывать в будущее. Он спросил:

– А что же вечно?

– Сами игроки.

– И они олицетворяют британскую демократию?