Александр Щипков - Прямое высказывание

– Каковы исторические корни понятия?

– В какой-то мере оно сложилось как результат частичной десакрализации понятий «государство» и «церковь». Новый институт приобрел собственные святыни – естественное право, священное право собственности, веру в универсальность прогресса. Поэтому понятие «гражданская религия», впервые озвученное Руссо, было не просто метафорой. Гражданская религия – это религия гражданского общества. Но если церковь открыта для каждого, то быть полноправным членом гражданского общества, не будучи собственником, было невозможно. Лишь немногие личности, располагающие имущественной независимостью и образовательным статусом, могли считаться членами civil society.

– Что изменилось в ХХ веке?

– В XX веке появился и неимоверно разросся средний класс. Нынешнее гражданское общество состоит из представителей среднего класса и его политического авангарда – «креативной» прослойки. Этому классу и этой прослойке обычно приписывается некая важная социальная миссия, например: «гарант социальной стабильности», «канал обратной связи с государством», «фильтр общественных требований к политической системе». Главная подмена в этом подходе – желание выдать часть общества за все общество, наделить себя правом говорить от лица остальных. Поэтому я назвал это явление « малым гражданским обществом ».

– Откуда эта подмена?

– С точки зрения этого слоя, который представляет собой социальное меньшинство, его интересы должны быть удовлетворены государством за счет интересов широких слоев. Например, обеспечивать привычный уровень потребления за счет внешних кредитов вместо защиты прав собственного народа или избавляться от реальной индустрии вместе с реальными рабочими местами ради бумажной ассоциации с ЕС, как это случилось в Киеве. А ведь широким слоям нужно совсем другое – сохранение социальных прав. Социальные права являются единственным капиталом народа , другого капитала у него нет. Плюс ценности традиции и нравственности, которые способствуют сохранению именно этого капитала.

– Вернемся к среднему классу. Почему он совершил такой «скачок»?

– Не без посторонней помощи. Средний класс вырастили и выкормили специально для роли общественного цербера. Это произошло в 1980-е годы, во времена рэйганомики, когда Запад решил противопоставить советскому гегемону-производителю (пролетариату) своего гегемонапо требителя. Для этого он перешел к методам «накачки спроса» и потребительскому рефинансированию. Но это решение имело, как выяснилось потом, слишком высокую цену: разросшийся средний класс начал жить не по средствам. Система работала до тех пор, пока финансовая глобализация не достигла своих естественных пределов.

– А что произошло потом?

– Сегодня эти пределы достигнуты, о чем свидетельствует мировой кризис. И средний класс, а особенно его партийный авангард – креаклиат, – напуган. Мировая экономическая конъюнктура складывается не в его пользу. В результате общего падения эффективности капитала и мирового финансового кризиса нас ждет «великая депрессия» общемирового масштаба. Следовательно, численность и уровень жизни среднего класса резко сократятся – примерно до показателей 1970-х годов. Философ Славой Жижек называет это состояние среднего класса «страхом пролетаризации».

– Почему элиты решились на демонтаж среднего класса?

– Представьте себе четырехэтажную финансовую пирамиду: элиты, средний класс, собственные низы и низы чужие, живущие в странах мировой периферии, включая Россию. Именно за счет последней, четвертой группы элита кормит вторую группу и подкармливает третью. Эта схема работает, покуда есть трудовые ресурсы и неосвоенные рынки. Но в один прекрасный момент добывать средства для поддержания системы становится неоткуда – только изнутри самой системы. Значит, нужно ее структурно перестроить и упростить. Наблюдение показывает, что «под нож» этой перестройки пускают именно средний класс. Миддлам и креаклам это категорически не нравится. Они берут плакаты, булыжники, коктейли Молотова и выходят на майданы. Они шантажируют верхи, чтобы те принесли в жертву не их, а простолюдинов – «серых ватников». В первый момент, чтобы сбить волну, элиты делают вид, что уступают. Но потом все идет своим чередом. Миддлы и креаклы ропщут. Они берут на щит идеологию, через которую красной нитью проходит социал-расизм, презрение к «быдлу» – словом, к низам, в которые сами они категорически не хотят превращаться.

– Их лозунг – «Активная часть общества делает свой выбор».

– Да, высказывание забавное, наигранное и пафосное. С политтехнологического языка на русский оно переводится так: «Мы не они, дайте нам больше». Это незамысловатое желание камуфлируется рассуждениями о важности «гражданских институтов», которые тоже переводятся на нормальный язык очень просто. А именно: «Общество – это мы». По аналогии с известным «Государство – это я». Но поскольку остальную часть общества невозможно просто взять и стереть ластиком, то приходится прибавлять термин «гражданское». То есть они изначально проводят разделительную линию и искусственно создают оппозицию «гражданское общество» – «остальное общество».

– Но ведь, скажем, на митингах оппозиции стоят люди разных социальных положений.

– Меня интересует не одежка, а то, в пользу чьих лозунгов и требований стоят митингующие. Обратите внимание – либеральная оппозиция никогда не требует отставки правительства, смены социально-экономического курса, социальных гарантий и т. п. Речь всегда идет только об одном – о делегитимизации государства как такового, самой системы управления. Это и есть истинная позиция адептов малого гражданского общества.

– Эта позиция в состоянии что-то изменить?

– По большому счету уже не в состоянии. Логика развития существующей системы неумолима. Они могут притормозить процесс ценой большой крови, используя в качестве инструментов экономический ультралиберализм и нацизм, но не остановить его.

– Однако истерические нотки у них в голосе слышны все отчетливей.

– Это неудивительно, ведь элита лишает их статуса привилегированной прислуги. Их решено рассчитать. Они оскорблены в лучших чувствах и требуют: «Не нас, не нас – их!» Требуют выжимать последнее, до капли, лишь бы еще немного пожить на глобалистскую ренту. Но элиты уже пребывают в историческом цейтноте. Часики тикают. Поэтому даже в среднесрочной перспективе этот класс обречен. Отсюда и страх, и обида. Отсюда их фашизоидность, склонность к ультраправому дискурсу.