Виктор Кустов - Век великих экспериментов

Собственно, рабская психология присуща большинству европейских наций, ибо каждая из них когда-то в своей истории была под чужой властью. Присуща она и части российского общества. Но не всей русской нации, которая прошла трехсотлетнюю осаду чужой веры и силы, но не покорилась.

На американском континенте собранная со всего света, разномастная, возникшая на тщеславии, жажде богатства, склонности к анархии и отрицанию государственности общность также осознала себя призванной, выдвинув свои, потаённо противоречащие традиционным религиозным, ценности, но делая вид своей истовой приверженности религии. Страсть к обогащению и азарт переселенцев в захвате свободных просторов этого материка способствовали стремительному экономическому взлёту, но отсутствие общего культурного базиса исключало из общественного движения духовные искания.

Итак, три идеологии – атеистическая, отрицающая Бога, но тем не менее опирающаяся на религиозные постулаты, националистическая, ставящая во главу человечества сверхнацию сверхлюдей, что при наличии территории гарантировало бы главенство в мире, и идеология либерально-демократическая новодела-конгломерата с достаточной для развития территорией и превалированием материальных ценностей над духовными, но без жизнеутверждающих традиций – начали борьбу за влияние на развитие человеческой цивилизации.

Начало этой борьбы в не столь отдалённом прошлом, чтобы делать выводы. В ней ещё не отсеялось мелкое и несущественное, глупо пытаться занять ту или иную сторону, период глобальных перемен ещё не завершился. Но следует отметить, что вторая мировая война продемонстрировала возможности и перспективность всех трёх экпериментов.

Социалистическое государство, построенное на идее строительства лучшего будущего для всех – коммунизма, то есть общества, где каждому должно было быть дано по потребностям, но просуществовавшему только период начальный, когда каждому воздавалось по труду, оказалось более сильным духовно-идеологической основой, чем националистическая сверхдержава. Но, тем не менее, пролетарии всех стран так и не объединились, коммунизм во всём мире не получился.

Националистическая идея в силу своей избранности исключительно для и во имя одной нации, одного народа, изначально не могла существовать долго. Это был рецидив прошлого, запоздалая реализация амбиций нации, вызванной экономической необходимостью и поверившей в свою пассионарность, когда её энергия уже начала склоняться к ослаблению.

Но для державы на американском континенте война стала как мать родная, одарив выходом из закономерной, по причине бездуховности, депрессии, с небывалой материальной выгодой, способствующей экономическому взлёту, и превратив эту страну в заманчивый фетиш пусть бездуховного, то есть безбожного, но «здесь и сейчас» материального благополучия.

Следствием этой войны стал идеологический провал двух экспериментов.

Побеждённая Германия сначала разделилась территориально, и одна её часть, ставшая идеологическим филиалом заморского опекуна, стала носителем соблазна «прожигать жизнь здесь и сейчас».

Ведомое поклонниками коммунистической атеистической идеологии, интернациональное общество СССР, казалось, закрывшееся социалистическим окружением и отсёкшее железным занавесом искушения иными ценностями, лишь оттянуло поражение. Двадцатый век закончился победой потребительской идеологии бесцельного существования, прикрытого либерально-демократическим флёром. Жить «здесь и сейчас» стало самым притягательным лозунгом в отличие от коммунистических или нацистских, призывающих к построению славного будущего. Как выяснилось, советское общество оказалось не настолько высокоидейным и нравственным, чтобы устоять перед соблазном.

Причины, по которым более духовное проиграло сражение с низменным, а вечное уступило сиюминутному, тленному, составили уже большой список. На мой взгляд, одной из весомых, а может быть и самой весомой причиной этого крушения коммунистической идеи, стало игнорирование достоверной тысячелетней истории страны, лживое изложение исторических событий, искажение роли исторических персонажей и очернение предыдущих правителей. Именно это стало миной, заложенной под будущее и приведшей к развалу СССР. Это расплата за искажение истории большевиками. Не напрасно Д. Андреев относит искажение истинного, ведущего к дезориентации человека и общества, ко второму по тяжести греху человеческому. Именно за это незнание собственной истории в полном объёме Советский Союз и расплатился легковерием людей, что позволило в девяностые годы лиходеям и казнокрадам, той самой чиновничьей верхушке, утратившей патриотическую мотивацию, присвоить общенародное достояние…

То же самое, кстати, ждёт и Соединённые Штаты, да и другие страны и союзы, которые извращают собственную историю…

…Я родился, вырос и живу в стране-победительнице последней мировой войны и проигравшей, пусть бескровную, но не менее ожесточённую и значимую для всего человечества, войну холодную. Мне, как и нескольким поколениям выпало (или, как я убеждён, посчастливилось) жить в двух формациях. И этот уникальный опыт я пытался и пытаюсь осмыслить.

Дорога любого поиска непредсказуема, хотя и очевидна. Третье тысячелетие началось с тотального постижения наличия иных, тонких материй, с понимания законов времени и, может быть, даже запрограммированности существования и мира, и человечества, и отдельного индивидуума. Предсказания Нострадамуса, иных провидцев и экстрасенсов стали владеть не единицами. И не только обывателем. Потребность осмыслить неведомые прежде тайны ощутили и многознающие ученые…

Во время написания «Игры» я познакомился с Юрием Николаевичем Соколовым, ныне академиком, доктором философских, а тогда ещё только кандидатом химических наук, автором теории циклов. Итогом этого знакомства стало и собственное прикосновение к этой теории, если уж не привнесение вклада, то во всяком случае искренняя попытка сделать это. Сегодня я разделяю веру в циклическую теорию устройства мироздания, хотя более попыток осмыслить мир именно с этой стороны не пытался делать. Но так как попытка всё же была, изложу её, ибо есть некая логика в переходе от проблем общества, попытки постижения законов, движимых людьми, к желанию понять в целом мироздание.

На мой взгляд, история – это самое необъективное, что есть в обществе. Я бы не называл её наукой. Но с удовольствием занялся бы её изучением, если бы был уверен, что успею в ней разобраться. И обязательно изменил бы подход к ней, методологию отбора фактов, достойных исторического хранения.