Виктор Савельев - Я судебный репортер. Судебные очерки и журналистские расследования разных лет

Наутро в 200 метрах от отделения, но юридически за пределами больничного городка ветерана Кречина находит без сознания анонимная женщина с собакой. Снова вызывается «скорая», больного снова привозят в больницу через те самые ворота, где он и умирает в реанимации 5.11.2001 г.

Заметим, что факт первой доставки старика в ГКБ №71 так бы и не всплыл, прикрытый вторым вызовом «скорой помощи» 2.11.2001 г. Но как на грех сработало газетное объявление о розыске в «Московском комсомольце».

– По объявлению мне позвонила фельдшер «скорой помощи» Мария Михайловна Клыкова. Это она 1 ноября в первый раз увозила отца с Фрунзенской набережной, – рассказала дочь. – Отец был найден в промокшей одежде, не мог двигаться самостоятельно. Он, видно, давно не ел, что повлекло мозговые нарушения – не смог назвать адрес, сказал лишь фамилию. Кстати, именно Клыкова сделала запись «запах алкоголя», за которую потом рьяно ухватились в больнице, превратив ее в «алкогольное опьянение». На самом деле у отца из-за ракового заболевания горла шел изо рта специфичный ацетоновый запах, а к спиртному он не притрагивался 20 лет…

Объявившаяся по газетной заметке фельдшер Клыкова, похоже, единственная, кто оказал помощь инвалиду: ввела поддерживающий препарат, отвезла в больницу №71 для госпитализации с диагнозом «переохлаждение». Там у нее и произошел конфликт. Зав. реанимационным отделением, слегка пощупав старика: «Да он же теплый!» – принять его отказался. Из приемного отделения, куда Клыкову отправили с пациентом, она не уезжала в течение трех часов. Звонила вплоть до старшего врача «скорой» в Склифосовском, доказывая тяжелое состояние старика. В конце концов ветерана согласились оставить в приемном отделении для дальнейшей госпитализации при условии, что диагноз «переохлаждение» вредный фельдшер снимет. По словам Клыковой, она оставила Кречина на носилках в коридоре, поскольку тот не мог встать. Как мы знаем, после отъезда фельдшера «спорного» старика в палату не положили. На вопрос, по какой причине, заведующий приемным отделением Веселов ответил Елене Константиновне:

– Вы понимаете, у нас тут по 50 бомжей в день привозят. Они у нас спят, отсыпаются и утром уходят…

Из всего этого вытекает, что целых 11 часов беспомощный старик лежал в мокрой одежде в приемном отделении, где его не кормили и, как установило предварительное исследование по запросу прокуратуры, не оказали медицинской помощи. Как он, не евший несколько суток, в 11 часов ночи оказался за дверью отделения? Сам ли ушел после «взбодрившего» укола «на дорогу» или кто-то, польстившись на орден и медаль, снял их и вытолкал «адекватного и ориентированного» старика за дверь? Мы не узнаем этого: мертвые молчат.

Не дали узнать ничего и Елене Константиновне, примчавшейся в реанимацию после звонка из милиции. Поразительней всего, что после повторной доставки отца в ГКБ №71 в бессознательном состоянии, ей – не последнему в медицинских кругах человеку и ученому секретарю ЦНИИ стоматологии – даже не дали пяти минут посидеть у постели умирающего отца. Может, боялись, что очнется и все расскажет? Елена Константиновна считает, что причина могла быть иной:

– Я умоляла дать побыть в последнюю ночь с отцом, узнав, что до утра он не доживет… Мне отказали в резкой форме – выгнали за дверь! Вероятно, напугались, что у «бомжа» объявилась дочь – доктор медицинских наук. Подозреваю, что всю «историю болезни» переписали и подтасовали ночью после моего ухода. Отсюда записи про якобы сделанные осмотры, о том, что отец «протрезвел», «контактен», «сам ушел», ведь если бы он действительно был в контакте, то назвал бы им мои телефоны, адрес, который так и не проставлен в медкарте… Поначалу я не знала: почему мне не хотят показать тело умершего отца? После догадалась – боялись, что я на вены посмотрю: а были ли там капельницы? А мне не до вен было, такое горе…

Надо сказать, что в силу знакомств до ЧП доктор медицинских наук Кречина с нашим городским здравоохранением не сталкивалась. А потому не встречалась, как мы, с хамством и яростью, с которой ощетинивается система, когда ей наступают на мозоль. А тут ей дали по полной программе, сотворив диагноз «пьяного пациента» ввиду «запаха изо рта, заторможенности и неадекватности поведения».

– Мне с самого начала сказали: «Куда ты лезешь, отступись! До 71-й больницы ее главврач Хрупалов в городском комитете работал и представлял его сторону во всех судебных тяжбах с больными… Эту стену не пробьешь…» – рассказала дочь.

Как водится, скептики были правы. Кунцевская прокуратура Москвы отправила жалобу в Комитет здравоохранения Москвы, тот рапортовал, что «главврачу Хрупалову поручено принять меры», а про отца Кречиной указали, что «при анализе медицинской документации не обнаружено данных о невозможности больного самостоятельно передвигаться»

.

«Вместе с тем, – рапортует прокурору первый зам. председателя комитета С. В. Поляков, – медицинский персонал приемного отделения в течение 11 часов принимал все необходимые меры для установления точного диагноза».

От этого ответа остается впечатление большой и кропотливой работы, которую проделало ведомство, чтобы не допустить возбуждения уголовного дела. Чтение «мер» поражает озарениями умов. И рентгены-то с ЭКГ в приемном отделении делали, и осмотры вели – вот только с пациента мокрую одежду почему-то не сняли и не умыли его. В акте судебно-медицинского освидетельствования умершего Кречина К. М. так и сказано: «Тело грязное, неухоженное…»

А вот объяснения выездной бригады, подобравшей ветерана, по их свидетельству, якобы «в 15 метрах от ворот проходной на территорию ГКБ №71»:

«С самого начала у меня сложилось впечатление, что этот вызов будет скандальным», – с гениальным провидением пишет в объяснении врач неотложки Н. Сафина. Ее напарница – фельдшер Н. Буденкова – рисует «героическую» сцену битвы за жизнь пациента. Вот ветерана осмотрели, послушали сердце и решили тут же в машине поставить капельницу (хотя больница, заметьте, через 15 метров за воротами!). Раствор реополиглюкина в машине (ноябрь все же!) оказался холодным. «Пока Сафина осматривала Кречина, я подогревала раствор около печки», – докладывает о преодолении трудностей – в двух шагах от стационара – старательный медик. Прямо не выезд, а подвиг в пустыне или тайге, где один врач сделал операцию при свете лучины осколком стекла от разбитых часов! А между тем, подобрав Кречина, «скорая помощь» оставалась на выезде в больнице еще час. Что задержало ее, когда до дверей реанимации минута езды? Не знали, что «нарисовать» про «скандальное» обнаружение пациента в зоне ГКБ, держали «совет в Филях»?