Владислав Мирзоян - Бокал тумана. Кто убил доктора Чехова

Но очень скоро этот рай обернётся для Чехова адом.

Книппер-Чехова:

– «Какой ты был нежный, как я тебя понимала в эти минуты.

Мне было так блаженно чисто на душе.

Помнишь, как ты тихонечко брал мою руку и пожимал,

и когда я спрашивала, хорошо ли тебе,

ты только молча кивал и улыбался мне в ответ.

С каким благоговением я поцеловала твою руку в одну из таких минут!»

Боже! Семейная идиллия в раю – жена целует руку мужу.

А жить Чехову оставалось уже две недели.

Но, главное, чтобы она этого не поняла.

Главное, чтобы ей было хорошо.

Книппер-Чехова:

– «Ты долго держал мою руку, и так мы ехали в сосновом благоухающем лесу.

А любимое твоё местечко была изумрудная сочная лужайка, залитая солнцем.

По прорытой канавочке славненько журчала водичка, так всё там было сыто, напоено, и ты всегда велел ехать тише, наслаждался видом фруктовых деревьев, которые занимали огромное пространство и стояли на свободе, не огороженные, и никто не рвал, не воровал ни вишен, ни груш.

Ты вспомнил нашу бедную Россию…»

Это да, это да – ни груши, ни вишни, в России лучше без присмотра не оставлять.

Впрочем и лыжи тоже.

Книппер-Чехова:

– «А помнишь очаровательную мельничку, – как-то она внизу стояла, вся спрятанная в густой зелени, и только искрилась вода на колесе?

Как тебе нравились благоустроенные, чистые деревеньки, садики с обязательной грядкой белых лилий, кустами роз, огородиком!

С какой болью ты говорил:

– «Дуся, когда же наши мужички будут жить в таких домиках!»

Дуся, дуся моя, где ты теперь!»

Дусей – Чехов в письмах называл жену.

Теперь – она его.

А ещё – они говорили о ребёнке.

Которого у них нет.

Чехову сорок четыре…

Но об этом – потом.

А «наши мужички» в таких «домиках», с «канавочками» и «мельничками» как в Германии жить, увы, никогда не будут.

Но, может, оно и к лучшему.

А вот баденвейлерские мужички скоро покажут Чехову, как надо жить.

Книппер-Чехова:

– «Доктор Швёрер, к которому мы обратились, оказался прекрасным человеком и врачом».

Доктора Швёрера называют в интернете то Йозеф, то Эрик, а то ещё как.

Поэтому, хоть он на самом деле и Joseph будем звать его просто – Schwoerer.

Лев Рабенек:

– «Доктор Schwoerer был сравнительно молодой, красивый и приятный в обращении человек.

Его лицо показывало, что в свои студенческие годы он принадлежал к одной из студенческих корпораций: следы дуэльных порезов сохранились на его щеке.

Так как он лечил также моего брата, то я имел возможность присмотреться к нему и убедиться, что он серьёзный и знающий врач.

Примечательно то, что он был женат на русской, на нашей москвичке Елизавете Васильевне Живаго».

Отчасти именно поэтому, по московским связям и рекомендациям московских врачей, (в частности доктора Траубе), лечивших Чехова, он с женой и оказался в этом крохотном Badenweilerе у Schwoererа.

Это фотографии кабинета доктора Schwoererа. Но в кресле не сам доктор, по жене Живаго, красавец в шрамах, а брат его жены, А. В. Живаго – врач, коллекционер и заядлый фотолюбитель.

Зачем Живаго сам себя снял в чужом кабинете – непонятно, по крайней мере будем знать, что тут бывал Чехов, но «студенческую корпорацию», в которой состоял Schwoerer запомним.

Книппер-Чехова:

– «Вероятно, и он (Schwoerer) понял, что состояние здоровья Антона Павловича внушало опасения, но тем более он отнёсся к нему с необычайной мягкостью, осторожностью и любовью».

Опять странная фраза.

Особенно, после берлинского «светила».

Вчитайтесь:

«… вероятно… и он понял… состояние здоровья… внушало опа-сения…»

А кто ещё понял?

Сам доктор Schwoerer потом написал в местной газете:

– «До наступления кризиса я был уверен, что его жизнь ещё продлится несколько месяцев».

Ни берлинское «светило», ни Schwoerer не видят, что дни Чехова сочтены…

Schwoerer:

– «Он лечился у меня три недели, но в первый же день, осмотрев его, я выразил опасение в связи с его больным сердцем, которое значительно хуже лёгкого.

Господин Чехов был удивлён:

– «Странно, но в России никто и никогда не говорил мне о больном сердце».

Он не поверил мне, я это понял…»

Стоп.

Чехова лечат от туберкулёза, а у него, оказывается, ещё и больное сердце.

Больнее лёгкого.

Но Чехов не поверил.

Лечится Чехов давно, лет двадцать, вокруг него врачи – и ни один ничего не сказал ему о сердце.

Странно.

А проницательнейший доктор Schwoerer-Живаго сразу усёк.

А плохой врач Чехов ему не поверил.

Швёрер потом так и напишет:

– «Он, видимо, замечательный писатель, но очень плохой врач…»

Пастернака я не читал…

Книппер-Чехова:

– «За три дня до кончины Антон Павлович почему-то выразил желание иметь белый фланелевый костюм (и в шутку упрекал меня: плохо одеваешь мужа).

И когда я говорила, что костюм нельзя купить здесь, он, как ребёнок, просил съездить в ближайший город Фрейбург и заказать по мерке хороший костюм».

Чехову осталось жить четыре дня – он покупает костюмы…

Или он, действительно, плохой врач, или жена что-то напутала – но немного смущает её «почему-то».

Нет, она не напутала – в письме сестре в этот день Чехов пишет:

– «Ольга поехала в Фрейбург заказывать мне фланел <���евый> костюм, здесь в Баденвейлере ни портных, ни сапожников. Для образца она взяла мой костюм, сшитый Дюшаром».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.