Савелий Дудаков - Этюды любви и ненависти

Все повисло на волоске. Но не таков был Давид: ему удалось получить отзывы многих академиков, одобривших издание книги. Особенно потряс меня отзыв члена-корреспондента РАН С.С. Аверинцева. Копию отзыва торжествующий Давид тотчас прислал мне. Правда, название книги пришлось изменить на нейтральное "История одного мифа" (с намеком на труд Альфреда Розенберга). Все, казалось бы, удалось. Но не тут-то было. Пронесся слух, что книга Дудакова русофобская. Давид не без иронии писал мне, что вскоре общество "Память" предложит мне почетное место в его рядах. Врач пациентов не выбирает, посему лечил он видного деятеля "Памяти", который в разговоре с ним сетовал на "слишком много знающего Дудакова", да к тому же еще русского, которому нужно послать "черную метку". "Идиллия" длилась недолго. Однажды в кабинет к Черняховскому с радостной вестью ввалился член "Памяти": "Дудаков – еврей!" Он узнал об этом из верных источников. Кстати сказать, я своего еврейства не только никогда не скрывал, а напротив, всегда подчеркивал и даже афишировал. Сведения обо мне были добыты через православные круги, давно точившие на меня зуб.

Наступил октябрь 1993 г. Книгу наконец набрали, но руководству издательства "Наука" не понравилась аннотация на обложке, в которой говорилось, что "Протоколы сионских мудрецов" – сфабрикованная в недрах российской тайной полиции фальшивка.

Фраза вполне банальная, но правдивая. Черняховскому предложили заменить обложку, иначе тираж пошел бы под нож. Положение спас художник, предложивший поистине соломоново решение: "извести" аннотацию. Что и было сделано. В течение двух дней сотрудники исторической редакции, включая кое-кого из домашних, стирали намоченными ацетоном тампонами злополучную аннотацию с пяти тысяч экземпляров!

Осталось лишь несколько книг, на которых она есть. Надеюсь, на рынке книголюбов у них особая цена! В любом случае здоровья Давиду эта акция не прибавила.

После выхода книги в свет Давид приложил максимум усилий, чтобы в апреле 1994 г. в Литературном музее состоялась ее презентация. Хотя Израильское посольство в Москве забронировало нам гостиницу, мы предпочли жить у Давида, сэкономив карликовому государству средства, но главное – не обидели Давида, став его гостями. И не пожалели: он показал нам "свою" Москву. Запомнилось посещение Коломенского и Сергиева Посада. Есть фотография, на которой мы запечатлены у гробницы Годунова. В России все интересно, кроме одного: здесь по-прежнему не уважают человека. Впрочем, кое-что изменилось! В книжной лавке патриаршего двора продавалась религиозная литература, в том числе множество черносотенных перепечаток, что не помешало мне покупать почти все подряд. Затем были приключения с их вывозом.

А на презентацию стараниями Черняховского собрался весь "цвет" столичного общества, человек 120. Было тесно, но все разместились. Часть я запомнил:

Толстой с женой Светланой Михайловной, С.О. Шмидт, Наталья Иванова, Зоя Крахмальникова, Лев Аннинский, Г. Померанец, Иосиф Ирмович Вейнберг и многие другие, кого я не знал. Пришли и из "Памяти" – сели в последнем ряду, все записали на магнитофон, а затем тихо ушли. Пришли и из Израильского посольства, первый секретарь с супругой. С трудом продержавшись первую половину вечера, они тоже ушли. Я их понимаю: теологический диспут между православными был им непонятен: уважаемая Зоя Крахмальникова требовала от Саввы Дудакова наказать ересиарха Нилуса!? Вечер вел Давид, вел блестяще. Это был мой триумф, но этим триумфом я полностью обязан Давиду. Никто не хотел расходиться, хотя пришло время закрывать музей, и тогда директор музея пригласила оставшихся во внутренние комнаты пить чай, сидели допоздна. Я был в ударе. И теперь, когда мне грустно или плохо, я вспоминаю этот вечер, и настроение исправляется.

После выхода "Истории одного мифа" в свет появились десятки рецензий. Я уверен, что многие из них были инспирированы Давидом. Иногда он называл мою книгу книгой книг и говорил, что рано или поздно она принесет дивиденды. Но это была иллюзия.

Характерная для Давида принципиальность привела к тому, что, рассорившись с "Наукой", он лишился возможности продавать книгу через "Академкнигу", ее продавали в Литературном музее и в… церквах. Вместе с тем, по словам Давида, кем-то был напечатан дополнительный тираж. В людных местах Москвы "некто" с рупором предлагал купить новую книгу, содержащую сенсационную информацию о "Протоколах".

К машине "некто" выстраивалась очередь – и несколько десятков книг распродавалось…

Благодаря Давиду у меня завязалась переписка с жившим в Париже знаменитым историком Леоном Поляковым (к Давиду он относился с большим пиететом). Одно время Поляков звонил мне по несколько раз в неделю, подвергая "обстрелу" разные идеи.

Прошло немного времени и Давид стал убеждать меня в необходимости писать очередную книгу. Убедил – и начал очень активно помогать. Ходил в музей Л.Н.

Толстого, где был единственным посетителем (Толстого сейчас не читают), и копировал нужные мне материалы. Оказалось, что до меня трудами и перепиской Тимофея Бондарева* с Толстым интересовался ныне покойный Александр Ильич Клибанов (по слорам Черняховского, он собирался написать рецензию на "Историю одного мифа", но не успел).

* См.: Дудаков С.Ю. Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России.

М., 2000. Очерк 3. С. 91-218.

Как раз в это время в Москве вышло в свет позарез мне необходимое репринтное издание Полного собрания сочинений Толстого в 91-м томе. За восемь месяцев Давид переслал мне все тома – (царский подарок!), безжалостно "эксплуатируя" своих пациентов, наезжавших в Израиль: это была их "партийная нагрузка". Тома посылал с "хитрецой", начав с последних – в них переписка Толстого, мой основной источник. Теперь, подходя к книжным полкам, я всякий раз с благодарностью вспоминаю ушедшего друга… и, как писал Давид Самойлов, "зарастаю памятью, как лесом зарастает пустошь".

Тогда же я отказался от пишущей машинки и сел за компьютер, правда примитивный, напоминавший скорее улучшенный вариант "Ундервуда". Будучи человеком рассеянным, я несколько раз "стирал" написанное, а восстановить текст по своей безалаберности не мог. План новой книги созрел давно, а вот заставить себя работать было трудно. Но постоянные звонки Давида расслабляться не позволяли. К осени 1999 г. я написал более 1000 страниц. Давид позвонил в октябре от сына Юры из Хайфы и сказал, что ко мне не приедет, так как очень страдает от астмы, боится приступов и просит приехать к нему в Нагарию. Моему удивлению не было предела: чтобы Давид не приехал в Иерусалим и не пошел к Стене Плача или Гробу Господню? Странно…