Владимир Романовский - Америка — как есть

Некоторое время администрация Уилсона смотрела сквозь пальцы на то, как немецкие субмарины топят суда в Атлантике. Но затем потопили, возможно по ошибке, пассажирскую Лузитанию, на борту которой присутствовали многие влиятельные люди, а тут еще мексиканская телеграмма — пришлось объявлять войну Германии, бросать южноамериканские дела, плюнуть на разборки в Никарагуа (Уилсон хотел установить там устраивавшее его правительство с не очень демократическими убеждениями и методами) и заняться Европой. Вторая периферийная империя заняла в войне место выбывшей из войны первой периферийной империи.

Почему выбыла Россия? Это вскоре выяснится.

В 1914-м году, под первые пулеметные очереди, Эммерих Кальман закончил оркестровку первого своего шедевра, «Королева Чардаша», и очень раздражался по поводу войны. Война, по его мысли, мешала ему реализовывать проекты. И все же, несмотря на пальбу, «Королева Чардаша», она же «Сильва», уже в следующем году поставлена была в Вене, Берлине, Лондоне, Варшаве и Санкт-Петербурге, а еще год спустя на Бродвее. Успех был грандиозный, неправдоподобный. Весь мир распевал очень запоминающиеся мелодии. Они зазвучали в окопах — с противоположных сторон. Кроме, правда, французской стороны — чтобы поставить в Париже «Сильву», Франция ждала еще целых пятнадцать лет.

Через год после премьеры в Петербурге, в России началась якобы революция. Это только так говорится, конечно же. Революций в России не бывает. (Кстати, в Америке тоже не бывает, периферийные империи в этом схожи).

Был такой некто Сергей Витте, который, занимая видный пост в правительстве, строил в России железные дороги. Но сделались беспорядки в 1905-м году, и Витте не обрадовался им, за что его и выперли в отставку. Затем был первый министр Петр Столыпин, продолживший с железными дорогами и начавший аграрные реформы, чтобы крестьяне собирали урожай не как негры луизианский хлопок, но как фермеры Айовы огурцы, редиску, и пшеницу. Но потом он поехал в Киев, и его там застрелили.

Все это очень нервировало и возбуждало многочисленные политические партии России и Украины.

Что за человек был Николай Второй — понятно из истории с Матильдой Кшесинской. Великая балерина, единственная в мире, умевшая делать тридцать два оборота fouettйe, в жизни была худенькая, небольшого роста, не очень красивая польская женщина, безгранично добрая, но тщеславная. Весь театр ее ненавидел, а она ко всем подлизывалась, как умела, и делала подарки. Ничего не помогало.

Некоторое время, по науськиванию, кажется, царской семьи, будущий царь без особого энтузиазма состоял ее любовником. Она очень хотела выйти за него замуж, но врожденная посредственность Николая не позволила ему понять, с кем он, собственно говоря, спит. Величие Кшесинской, которую он неоднократно видел в театре на выступлении, совершенно его не впечатляло, а жениться он мечтал на такой же посредственности, какою был сам — на Аликс, англичанке датско-королевского происхождения, большого росту, с гемофилией в роду. И, действительно женившись на ней, Кшесинскую бросил после ненужной, долгой лекции у нее на квартире по поводу того, у кого какие в жизни стезя и предназначение.

Впоследствии Кшесинская все-таки породнилась с Романовыми — уже после отречений и огорчений, в Париже. Читала в газетах об аресте и расстреле Николая с семьей. И прожила еще очень долго, скончавшись в 1970-м году в возрасте 99-и лет.

Наследник Николая болел гемофилией, и в помощь ему англо-датчанка, обожавшая все русское, пригласила ко двору сибирское чудо-юдо по имени Гришка Распутин. Вудроу Уилсон старательно выговаривал, «Greesh… kah… Rahs… pew… tin». Европу Распутин шокировал. Просвещенная Россия, родина мыслителей, единственная в прошлом веке сверхдержава, и вдруг — на тебе. Сидит Григорий в какой-то робе, в бороде яичница застряла, патлы на прямой пробор, лапает блистательных дам. Толстой, правда, тоже в робе ходил и дам лапал — но не одновременно. И все-таки. Может, Распутин пишет новую «Анну Каренину»? Оказалось, что он не только писать, но и говорить толком не умеет. Возможно, это импонировало Аликс — она тоже не очень умела. Не по-русски, а вообще. Нескладно у нее получалось. В общем, послы стали сторониться двора, а война пришлась Николаю очень кстати — он надевал мундир и уезжал на фронт от всех своих кошмаров, от дочерей, томящихся от скуки, от больного сына, от Аликс с мигренями, и от Гришки с яичницей в бороде. Уезжал командовать, хотя связисты были у всех генералов и с любым из них, генералов, можно было связаться по телефону. Но Николай оправдывался тем, что видом своим в мундире и при усах вдохновляет пехоту. Продукты уходили на фронт, в столице начались нехватки, и как-то в феврале все партии одновременно собрались и, опрокинув охрану, принесли Николаю на подпись отречение от престола. Оказалось, его нет дома. Послали на фронт. А потом, по его прибытии, посадили под домашний арест. То есть, сначала посватали его в Англию, и король хотел было кузена принять, но, возможно, вмешался Уинстон Черчилль.

Партии организовали Думу и по всей территории империи началась чудовищная, неслыханная экспроприация имущества. Она не была еще узаконена, но это было не важно.

Всей оппозиции объявили амнистию, все революционеры вернулись из ссылок и эмиграции и сразу заняли места в Советах, а также квартиры и особняки в городе, ибо каждая партия должна же иметь штаб.

А почему, кстати говоря? Что за экспроприация вдруг?

Вот, к примеру, в Америке тоже была, типа, революция, и тоже власть взяли те, кто уже частично ее имел выборным путем. И тоже были всякие разные лоялисты — половина населения! — и у них тоже были особняки и средства. Я не говорю, что обошлось в Америке без грабежа и кровопролития. И такое было. Всякое было. Но далеко не повсеместно. И в дальнейшем те же лоялисты продолжали жить в своих имениях, и экспроприировать эти имения указом свыше никому бы и в голову не пришло. А в аналогичном положении в России частную собственность никто и не думал защищать. И спешащая на вокзал, чтобы убежать от кошмара этого, тоненькая, маленькая, уже сорокапятилетняя Матильда Кшесинская не удержалась — прошла мимо отобранного у нее городского особняка. В котором расположился штаб большевиков и меньшевиков. И увидела, как по саду, куря папиросу, ходит Александра Коллонтай — в ее, Кшесинской, шубе, накинутой на плечи небрежно. Цок, цок — застучали по тротуару каблуки великой балерины. На вокзал. В Париж.

Почему?

Потому, что англосаксы чтят законы… или там, не знаю, уважают частную собственность…

Да, как же. Да и какие законы во время Войны за Независимость? Законы потом писали, новые.