Владимир Романовский - Америка — как есть

Певец, посчитав оставшееся, понял, что он не то, чтобы нищий, но около. Пришлось начинать все сначала.

Он стал раздражаться, огрызаться, чудить. Какой-то нью-йоркский миллионер пригласил его к себе на вечеринку в качестве исполнителя, и Шаляпин запросил у него десять тысяч. На вопрос, почему так много, Шаляпин ответил, «Бесплатно только птички поют». И был при этом безусловно прав, но перемена в характере была налицо.

При всем при этом, когда кто-то (кажется, композитор Сергей Прокофьев, бывавший в России («Большевизии», как он ее называл) наездами, и собиравшийся там остаться, позвал Шаляпина с собой, Шаляпин ответил мрачно и твердо, «Я к этой сволочи не поеду». (Прокофьев отмечает в своем дневнике, что в лучшем отеле Москвы нет водопровода и вода для умывания стоит в кувшинах. Также, женатый на испанской певице Лине Ллубера, Прокофьев переезжает в Советский Союз в тридцатые годы. Вскоре у него возникает роман с двадцатипятилетней Мирой Мендельсон. Через семь лет после начала этого романа (Мира стала его женой впоследствии) испанскую певицу арестовывают за шпионаж (она пыталась переправить родным в Испании какие-то деньги через посольство) и отправляют в лагеря. Из лагерей она выходит после смерти Сталина. Живет в России, рассказывая друзьям (с восторгом) о Париже. Уже в восьмидесятых годах (кажется) выбирается за границу и живет неплохо благодаря денежным поступлениям, которые ей полагаются, как вдове Прокофьева при исполнении его музыки. Умирает в 1989-м году. Сам Прокофьев, мыкаясь в России, написав «Кантату к 20-летию Октября», знаменитую Седьмую Симфонию, и еще кое-что, умирает в один день со Сталиным).

Но, да, настал 1929-й год. Поскольку те, кто стоял во главе средств массовой информации, имели непосредственное отношение к банкам, биржам, акциям, и так далее — пресса забила тревогу и раздула обвал биржи в небывалое событие. Перепугалась Америка, и перепугалась Европа. Англии пришлось также туго, как Америке, а Германии еще хуже. Дело в том, что благодаря истерике в прессе, напугалось и американское правительство, и американские банкиры. Стали отзывать немецкие задолженности. Германия заплатила, но тут оказалось, что теперь ей нечем платить репарации по Первой Мировой, которых требовала Франция. А Франция с бюрократическим правительством не поняла опасности положения и продолжала требовать, требовать, требовать (и поддерживала неплохой для времени Великой Депрессии уровень жизни в стране, пока пришедший к власти Адольф Гитлер не положил этому конец, и дура Франция моментально скатилась в ту же самую Великую Депрессию). В России творилось черт знает что — был голод в городах, голод в деревнях, неурожаи, коллективизация, расстрелы, репрессии, и Михаил Зощенко, весело проведший полуголодные двадцатые годы, приуныл основательно. Особенно после того случая, когда на политбюро Сталину прочли один его смешной рассказ, Сталин смеялся, а к концу сказал, «А в этом месте товарищ Зощенко вспомнил о существовании ГПУ».

В том же 1929-м году сын Джона Рокефеллера (того самого, который Standard Oil), Джон Рокефеллер-младший, взял у Колумбийского Университета в ренту участок между Пятой и Шестой Авеню в Нью-Йорке, в районе Пятидесятой Стрит, как раз напротив Собора Святого Патрика.

(Слово о Соборе. Сегодня он — главная католическая церковь Нью-Йорка, более известен, чем собственно главная церковь, Троицкая. Приход был повышен в ранге Папой Пием Девятым в 1850-м году, и архиепископ Джон Джозеф Хьюз объявил о намерении строить на этой земле новый кафедральный собор. Проект собора был создан Джеймсом Ренником (или Ренвиком) Младшим, работы начались в 1858-м году, прервались на время Гражданской Войны, снова начались, и были закончены в 1878-м году. Собор освящен был через год. Стиль — нео-готика. Большой, красивый и величественный).

Джон Рокефеллер Младший хотел было в купе с Метрополитан-Оперой построить на этом месте новый оперный театр, но оперная компания испугалась обвала акций и из проекта вышла. Тогда Рокефеллер решил построить на этом месте центр в честь себя. И приступил. Центр предполагал девять зданий в стиле арт-деко.

Термин арт-деко — американский, придуман франкофилом, выведен из названия французской выставки «Exposition Internationale des Arts DИcoratifs et Industriels Modernes», и обозначает много разного, пересекаясь с евро-американским архитектурным стилем под названием модйрн, с треугольными бокалами для мартини, с нарочито стилизованными плоскими жанровыми картинками тридцатых годов — в общем, охватывает чуть ли не сорок лет артистических усилий. Упомянутые плоские картинки — отчаянная дрянь, и архитектура Рокефеллер-Центра — тоже безликая дрянь, кстати сказать, очень индустриальная, такая, о которой мечтали Татлин и компания в революционной России. Типа — поклонение науке-технике-индустрии вместо духовности. Но тот же упомянутый Эмпайр Стейт, необыкновенной красоты — тоже считается вполне арт-деко. Поди разберись.

Следить за тем, как идут дела с постройкой и меблировкой нового комплекса зданий, Рокефеллер-младший посылал своего… а вот не помню! да и не суть важно… в общем, не то сына, не то племянника. Молодого и очень вежливого. В частности, когда для вестибюля главного здания понадобилась фреска во всю стену, молодому человеку было поручено найти художника попрестижнее.

Великий Джон Сингер Сарджент уже умер, и было решено, что собственно американских художников, подходящих, в этот момент нет. Ну, нет и нет — пойдем поищем по миру.

В 1886-м году в Гуанахуато в Мексике родился некто Диего Мария де ла Консепсьон Хуан Непомусено Естанислао де ла Ривьера и Барриентос Акоста и Родригес. Люблю испанские имена и фамилии. Родился этот самый Акоста и Родригес в семье еврейских выкрестов, вполне приличной, и получил очень приличное католическое образование и воспитание. Но времена были интересные, и, ставши известным художником под именем Диего Ривьера, большеглазый толстячок провозглашал, что Бога нет — на весь мир. И, между прочим, рисовал фрески во множестве.

В 1907 году, в возрасте двадцати трех лет, Ривьера прибыл в Европу и сперва учился живописи в Барселоне, но потом переехал в Париж (это город такой во Франции), чтобы жить и работать с другими художниками и художницами на Монпарнассе. Друг его, Амедео Модильяни, нарисовал там его портрет в своем обычном стиле. Круг художников и друзей художников включал Илью Эренбурга, Макса Жакоба, хозяина галереи Леопольда Зборовского, и Моиса Кислинга. В книге «Париж Кики» (Кики была дама такая, богемная, тех лет, позировала и рисовала, и пела под гитару, на том же Монпарнассе) приведено множество фотографий того времени, и особенно меня поразили фотографии художника Кислинга в его студии. Стало быть, кругом краски, краски, холсты, кисти — все в порядке вещей. И вот две обнаженные натурщицы — одна очень молодая, вторая средних лет, с очень красивыми, очень женственными телами, такими телами, о которых Рембрандт мог только мечтать. Кислинг в комбинезоне, с палитрой в руке, чего-то им там объясняет, в спокойном тоне, показывая на рисунки, а они слушают. И тут же приведены фотографии его картин, а рисовал Кислинг так, как он рисовал. Был он немного кубист и немного формалист и еще чего-то, это не важно. Так рисуют дети, но не потому, что они таким видят окружающий мир, а потому, что они рисовать не умеют. Меня слегка покоробило от всего этого.