Николай Лесков - Модный враг церкви

Между петербургскими спиритами не так давно распространилось известие, что их единоверцы во Франции, в одном из заседаний, в присутствии недавно умершего вождя их, доктора Аллана Кардека, удостоились получить «общение», подписанное «Дух Истины» (что, как мы выше сказали, составляет у спиритов синоним имени Христа Спасителя). Дух Истины не был так многоглаголив, как большинство духов, сообщающихся с земным миром через болтливых спиритских медиумов.

«Что делают на земле с Моим Именем, что делают они с Моим словом!» — воскликнул, будто бы оскорбленный непониманием Его, «Дух Истины» и, умолкнув, более не дал ни гласа, ни послушания.

Широковещательные беседы медиумов дают большой простор небезосновательным насмешкам над «опытными» спиритами. Сообщая о смерти Аллана Кардека и приведя его многословие в непростительно скучном роде, мы рассказали известный между петербургскими спиритами анекдот, как дух отшедшего супруга присоветывал оставшейся на земле капризной жене своей «не есть досыта и работать до пота». Дух Грозного тоже вещал нечто очень нескладное, а вызванный дух Белинского через женщину-медиума на закрытый вопрос нагородил невероятного вздора в вкусе Манилова, и примеров такой болтовни бездна повсюду, где есть медиумы и спиритские экзерциции. Нынешнею же зимою в другом спиритском кружке долго и бесполезно вызывали дух одного из людей, немалое время правивших большим государством. Медиумы выбились из сил: дух оказывался гораздо упорнее духа Иоанна Грозного и не давал никаких общений. Наконец, у одной досужей дамы рука задвигалась и начала выводить телеграмму от вызываемого духа могущественного смертного.

— Кто смеет меня беспокоить? — прежде всего спросил сердитый дух.

Ему ответили имя и фамилию лица, желавшего вступить с ним в собеседование.

— Какой у него чин? — запытал дух новою телеграммою.

— Генерал-лейтенант, — ответил медиум.

Дух успокоился и сказал: «хорошо».

Когда таким предварительным опросом выяснилось, что линия свободна и аппарат готов телеграфировать, медиум, как водится, предложил генералу объясняться с духом посредством «закрытых вопросов», которых, однако, не должно быть более двух или трех.

Это обыкновенно делается таким образом: желающий вопросить духа пишет свой вопрос собственною рукою на клочке бумажки и или оставляет эту бумажку закрытою у себя под рукою, или же передает ее на руки одному из присутствующих, а медиум отвечает на вопрос, не зная его содержания.

Это считается уже непогрешимым свидетельством, что телеграмма идет из иной обители, а не сочинена медиумом.

Так было и в том случае, о котором здесь рассказывается. Генерал написал духу: «Что ты думаешь о нынешнем состоянии военных сил?» Вопрос был спрятан; медиум не знал его и отвечал от лица духа:

— Я плачу.

— О чем? — спросил второй раз генерал.

— Что за птицы без хвостов? — отвечал дух. — Они взлетят, но им нечем будет управить своего полета, и ветер снесет их.

Ответы эти по сличении их с вопросами генерала были всеми признаны как нельзя более соответственными и мудрыми, и все наличные спириты остались этими ответами бесконечно довольны.

Таких неловкостей в большинстве сообщающихся с духами спиритских кружков несть конца, и спириты, зная это, ревниво скрывают свои «общения» и не допускают на свои собрания людей, в искренней преданности которых спиритизму они не уверены. «Духи капризны, — говорят спириты, — и, если есть среди нас неверующие, они безмолствуют».

Но про всех последователей этого фокусного спиритизма, имеющего, как справедливо заметил журнал Киевской духов. академии, прямое родство с стологаданием (les tables tournantes [Вертящиеся (вращающиеся) столы — Франц. ]), нечего, нам кажется, и говорить. Хотя к этому спиритизму и «пристают целые толпы», в которых есть люди и хорошо поставленные и просвещенные, но век этого родственного стологаданию спиритизма, без сомнения, все-таки есть век быстротечный — в чем нам очень приятно согласиться с мнением журнала Петербургской духовной академии. Нет нужды, что век этот начался ранее минувшего краткого века нигилизма; пережить эфемерид не значит еще дать ручательство в своей долговечности. Верование в порчу, в насылку бесов и в существование русалок и домовых уже, конечно, было распространено гораздо более, чем стологадательный спиритизм и держалось у всех народов целые ряды столетий, но все-таки не удержалось против света науки и пало. Не иное что ждет, разумеется, и этот стологадательный, или, как спириты его называют, опытный спиритизм, и просвещеннейшие из спиритов недаром его чуждаются и отрицают. Церкви и ее слугам даже едва ли и вовсе довлеет считаться с этим врагом, который, как всякое суеверие, носит сам в себе все зачатки падения и ни одной здоровой души человеческой уловить не в состоянии.

Это тот спиритизм, о котором по преимуществу говорит Диксон и который разумеет журнал Киевской духовной академии. Но есть совсем иной спиритизм, гораздо ближе замеченный другою академиею, спиритизм, составляющий как бы высшую спиритскую школу, на которую у Диксона есть только мимолетные намеки и к которой автор статьи, напечатанной в «Трудах Киевской духовной академии», подходит лишь на самые краткие мгновения и сейчас же отходит с словами, что это новое мышление. Этот спиритизм, по всеобщему мнению основательных и образованных людей, вовсе не то, что les tables tournantes, — он «представляет немалую опасность особенно для женщин, а также для многих образованных и сериозных людей нашего времени» («Труды Киевской духовной академии», апрель 1869 г., стр. 186).

Нашею задачею будет слегка познакомить своих читателей с этим спиритизмом, начинающим играть довольно видную роль в петербургском обществе.

—

Обратим теперь хотя самый поверхностный взгляд на другой спиритизм, по безошибочному указанию киевского академического журнала, небессильный увлекать на опасный путь женщин и образованных и сериозных людей нашего времени.

Этот спиритизм, в отличие его от спиритизма опытного, близкого, как мы сказали, к нелепому стологаданию, современные спириты называют спиритизмом философским.

Чтобы удобнее продолжать нашу беседу о спиритизме и спиритах, мы должны принять их же спиритское деление спиритизма на опытный и философский.

Что такое опытный спиритизм, мы уже отчасти показали и, не имея ни времени, ни места останавливаться на нем, не будем более возвращаться к его изъяснению. Скажем одно лишь, что это мания странная и жалкая, но едва ли даже хоть сколько-нибудь опасная для Христовой церкви. Спиритские кружки этого сорта своею неразборчивостию в прозелитах, нетребовательностию и снисхождением ко всем слабостям человеческим, лишь бы только этот человек называл себя спиритом и говорил, что он верит по-спиритски, напоминают, как нельзя более, недавние еще нигилистические кружки, где от прозелитов тоже не добивались ни искренности убеждений, ни доказательств силы, чтобы следовать этим убеждениям. Как там просто довольствовались тем, что человек, надев на себя соответственную моде святошную харю, начинал откликаться на известную кличку и уверял кстати и некстати, что он не верит в Бога, отвергает брак и не почитает родителей, так и здесь пришел человек, взял карандаш и сказал: «У меня пишет, и я теперь верю, что пишет», и дело кончено. В лицедее этом признается высшая интенсивность, и он объявляется «склоняющимся к началам спиритизма». Клерком новый приемыш остается не долго, и скоро сам начинает адвокатствовать за спиритизм; — с этих пор он уже матерый спирит. Таких спиритов бездна везде, и особенно в Москве, Петербурге, Таганроге, Керчи, Воронеже и Одессе [В Воронеже рассказывали о каком-то замечательном медиуме, — жене священника, которая, вовсе не зная немецкого языка, писала будто бы какому-то немцу ответы по-немецки. Сказание это у петербургских спиритов считается достоверным. На юге же где-то, кажется, пребывает нынче и известный спирит Болтин, который отстаивал спиритизм в русской печати и о котором не раз упоминается в журнале С.-Петербургской духовной академии]. Но, впрочем, много их повсюду, и повсюду они представляют тот же гнилой, рыхлый, ленивый, мечтательный и бесстрастно увлекающийся тип ледащего человека, которого каким флагом ни покрывай, флаг тот ему не возвратит ни смелости, ни чести, и под каким именем этого ледащего человека ни показывай, он все будет хлам, коптящий небо и бременящий землю. Такой нигилист, спирит и богомолец достойны совершенно одинаковых к ним отношений, и однокачественность их вполне доказывается тем, что поскоблите немножко такого спирита — и вы увидите в нем ярого нигилиста, умойте и допросите такого нигилиста — и вы найдете в нем ледащенького спирита, верующего, что достаточно рассуждать о необходимости самосовершенствования — и тем уже совершенствуешься. Какими бы знаменами все эти люди ни покрывались и на какие бы клички ни откликались они, — это все равно мертвые, которым жизнь оставляет лишь «погребать своих мертвецов».