Николай Лесков - Модный враг церкви

«Философский спиритизм» держит себя совсем иначе. Это, как сказано в журнале Киевской духовной академии, новое мышление, до сих пор даже и не стремящееся быть не чем иным, как мышлением. Но, тем не менее, новое мышление, которое распространяет философский спиритизм, не только не благоприятно для церкви, но идет против нее, враждебно ей и имеет своею прямою задачею разрушить содержимую христианскою церковию «старую религию» или «церковное христианство», а вместо него поставить не nihil [Ничто — Лат. ], не клеточку, не материю, а совершенствование духа в преуспеянии на пути предоставленных человеческому естеству добродетелей: добра, милосердия, справедливости, самообладания и мира.

По первому взгляду на тенденции философствующих спиритов их, пожалуй, с общей точки зрения не найдется в чем и осудить. Как деисты и люди, проповедующие в своих стремлениях идеал усовершенствования человеческого духа, они, по-видимому, не могут быть и сравниваемы с представителями того недавнего русского материализма, который стремился разрешить безусловно все задачи бытия микроскопом и скальпелем.

Современные духовные писатели и не сравнивают этих двух школ: они признают ласковый и требующий, по-видимому, маленьких уступок философский спиритуалистический толк без всякого сравнения вреднейшим для христианской церкви, чем самый крайний материализм (как удержанный на соответственной высоте ученого миросозерцания, так и низверженный до низменных степеней невежества, создавшего из него русский нигилизм).

Вред учений того духа, к которому надлежит отнести так называемый спиритами философский спиритизм, полно, коротко и ясно изложен автором книги «Иезуиты в России» священником Михаилом Морошкиным. Составляя обыкновенно обзор иностранной богословской литературы для журнала «Православного обозрения», М. Я. Морошкин в одной из прошлогодних книжек этого журнала, с замечательною ясностию, свойственною этому писателю, показал, что учения, вымогающие у церкви небольших уступок в воззрении на Сына Марии, гораздо вреднее с первого же взгляда несостоятельных учений крайнего материализма. Относясь довольно почтительно, — а иногда даже и очень почтительно, — к нравственным идеалам христианства, но нанося удары божеству Сына Марии и критически сравнивая его то с Конфуцием, то с Зороастром, то с Сократом, то с Санкиа-Муни и Мохамедом, все эти учения стремятся к так называемой независимой нравственности и имеют гораздо больше общего с решениями, принимаемыми Сабатье, Франком и Контом, чем с учением Христа, прямо относившегося к тайнам человеческой души.

Философский спиритизм, получающий в нынешнее время особенно успешное распространение, строит совершенствование духа тоже на независимой нравственности, так как спиритский Христос тоже не более, как Сын Марии, приходивший в виде лишь относительно совершенном, но отнюдь не совершеннейшем, в котором «он еще придет по Своему обетованию», усовершенствовавшись в других обителях отца. (То есть усовершенствованный многовековым пребыванием в иных обителях, Дух Истины, бывший в Сыне Марии, придет будто бы и вселится в единого из нас, который и будет совершеннее Сына Марии.) Философский спиритизм не оскорбляет и не отталкивает от себя ни жестоких людей, ни людей самых мягкосердных и нравственных; напротив, он с бесконечною терпеливостию сносит первых и, как бы некий целительный елей, увлажает острупелые раны, нанесенные последним от оскорблявшего нежнейшие человеческие чувства материализма. Но в то же время он тихо, без всякого шума, отторгает людей от церкви и путем независимой нравственности указывает им задачу совершать больше того, что совершал Христос (что, по их толкованию евангелия, будто бы указано человечеству и самим «обоготворяемым сыном Марии»).

Итак, философский спиритизм, чуждый всех шарлатанств спиритизма опытного (с которым он, вероятно, скоро вовсе разойдется и станет им гнушаться), очевидно принадлежит к тем учениям, которые в настоящее время, по выражению священника Морошкина, строят «кризис, угрожающий большими опасностями христианской церкви», а опасности эти, по мнению того же автора, таковы, что ожидаемая, а частию уже происходящая, от них «гибель угрожает не некоторым историческим, священным повествованиям, не некоторым чудесам, не некоторым символам, но самому верованию в невидимую действительность мира нравственного».

Этот нежный, елейный спиритизм, «увлекающий целые толпы», до сих пор остается почти вне всякой дельной полемики со стороны нашего духовенства и, укрепляясь, овладевает симпатиями многих благороднейших и даровитых людей, потеря которых не может быть нечувствительною для церкви.

Что же сделали и что намерены, по-видимому, сделать слуги церкви для борьбы с этим новым, хитроласковым врагом своим?

Не опасаясь сделать слишком большую ошибку, скажем, что в прошедшем заслуги церковных писателей против подрывающегося под авторитет церкви спиритизма до крайности бедны. За повторением общих мест и насмешек, к сожалению, не всегда метких, очень редко остроумных и никогда не действительных для тех, кто знаком с задачами спиритизма, литература духовная и церковная проповедь ничем еще не помешали успехам этого учения. Наибольшая из всех заслуг в этом роде едва ли не принадлежит тем же статьям «Христианского чтения», да заметкам о. Морошкина. М. Я. Морошкин по крайней мере растолковал, что учения того рода, к которым относят свое учение философствующие спириты, не могут быть помирены с христианством, но, к сожалению, умные заметки о. Морошкина, напечатанные в духовном журнале, едва ли могли иметь в обществе такое большое распространение, какого можно для них пожелать и какого требовало бы дело. Затем Киевская духовная академия сделала полезный шаг, признав существование в спиритизме нового и опасного врага для церкви. Но, к сожалению, Киевская духовная академия, говоря позже многих о спиритизме, имела в виду только лишь одну наименее вредную и наиболее несостоятельную часть спиритов, — именно спиритов, называемых «опытными» и близких к слепому «стологаданию».

Однако и о. Морошкин, и Киевская духовная академия, хотя не совсем прямо, но, впрочем, довольно ясно, указывают меры, какими следовало бы начинать класть в России преграду успехам спиритизма и других учений независимой нравственности.

Взгляды на это о. Морошкина и редакции «Трудов Киевской духовной академии» довольно несходны; но оба очень интересны, и один из них даже достоин высокого почтения.

Киевская духовная академия, изложив свой взгляд на известный ей спиритизм, прямо не рекомендует против него никакой меры; но говорит, что «люди серьезные из самих протестантов предлагают против этого зла, как средство самое лучшее, уничтожение пресловутого американского отделения церкви от государства и ограничение дозволенной там безусловной свободы совести…»