Николай Лесков - Русские женщины и эмансипация

Для того чтобы во многом и очень во многом извинить наших женщин в глазах людей, стоящих за их неспособность к всестороннему гражданскому развитию, припомним короткий и весьма меткий очерк истории общественного положения русской женщины, заимствуя его из одной статьи г. Михайлова («Современник», 1860 г., книга 5, стр. 101-я): «Во времена „Домостроя“, — говорит он, — мужья пользовались красотою своих жен как средством приобретения; за подарки они на время уступали свое право на жену. И в наше время, — продолжает тот же автор, — достоинством женщины считается не общечеловеческое достоинство; фальшивый идеализм, вместо того чтобы приблизить ее к интересам человеческой жизни, отводит ей какие-то фантастические сферы. Сначала женщина была просто рабою, а тут это рабство начали украшать цветами, вручили ей по-видимому некоторое господство и этим самым способствовали ее новому порабощению. Один здравый смысл спасет женщину».

Не будь его, давно можно было бы одуреть хуже восточных одалиск от «рыцарского любовного служения и новейшей галантерейности». Мы вполне разделяем настоящее воззрение почтенного автора. Нашим женщинам нельзя было не отупеть, не окаменеть, но при всем том они не обезличились даже в

А между тем идеи французской эмансипации, развезенные из столицы мод и пустословия, не погнушавшись нашей страны «московитских варваров», пришлись нам по вкусу и быстро подняли со дна русской жизни те подводные камни, на которых произошли многочисленные крушения, принятые большинством слепотствующих людей за следствия «гибельной эмансипации». Они не хотели понять, что это была вовсе не эмансипация женщины, как она понимается у американцев и отчасти у англичан, а что это была безумная разнузданность нравов, стремление к свободе рабов, как известно из всемирной истории, всегда склонных искать своего права путем нарушения прав своего ближнего. Повторяем, все эти безурядицы, все анархические тенденции наших эмансипированных женщин вытекли последовательно из столкновения их естественного стремления к освобождению себя от слишком тяжкой семейной зависимости с ложным идеалом эмансипации, занесенным из Франции, и доморощенным деспотизмом, исключавшим всякую возможность усвоения себе бóльших прав путем соглашения обоюдных интересов. Весьма естественно, что русские женщины, нимало не знакомые с законами человеческого права, никогда не останавливавшиеся над его принципами, не вдававшиеся в изучение общественной физиологии, не могли быть разборчивыми в выборе путей к освобождению себя от зависимости, которая становилась им невтерпеж, и бросились искать свободы, ничего не уважая, тем анархическим путем, который наделал столько горя и профанировал у нас слово «эмансипация». Повторяем: все это не могло быть иначе при известном социальном положении и служит только доказательством старого афоризма, что рабство растлевает нравы.

Вырываясь всеми позволительными и непозволительными способами из цепей мужского и семейного деспотизма, русская женщина сама часто делалась самым ярым, самым неистовым деспотом и в семье, и в обществе. Поправ права беззаконные, права, стеснявшие ее свободу, она стремилась упрочить свою самостоятельность попранием чужих прав, нередко самых святых, самых законных, — словом, тех самых прав, которые только что отстояла для самой себя. Княгиня, тиранствующая с своего этаблисмана в известном романе В. Крестовского («В ожидании лучшего»), вовсе не редкий экземпляр эмансипированных женщин нашего любезного отечества и иных многих стран просвещенной Европы: они так же часто встречаются между ловко обделавшими свои дела графинями и княгинями, как и между мелкотравчатыми помещицами, и между чопорными чиновницами, поправляющими и мужнину прическу и мужнину карьеру. Везде они есть, даже между дворничихами и целовальницами, от которых мужья пьют горькую чашу. Это-то безобразное поведение женщин, забравших в свои руки невежественное право силы, у нас часто называют также эмансипацией. Женщины, жаждущие самостоятельности, но лишенные правильного образования, стремятся к одному из видов этой эмансипации, следуя указанию своего вкуса и преобладающих наклонностей. Эту же анархию права, если так можно выразиться, известные эмансипированные женщины нередко вносят и в свою общественную деятельность. В благотворительных обществах, в воскресных школах — словом, везде, где у нас пока доступна общественная деятельность женщины, нельзя не заметить, что деспотические замашки не чужды многим представительницам этого пола, что желание возобладать над чужим мнением по праву женщины, которой мужчины должны уступать из уважения к ее полу, не оставляет новоэмансипированниц. Стремление приобрести авторитет, ввести собственную доктрину, становится их profession de foi. [4]Такой вид эмансипации у нас, к несчастью, уже существует как факт, совершившийся по программе, целиком заимствованной у обворожительных французов.

Другой род наших женщин, протестующих против своего семейного порабощения и домогающихся эмансипации, — женщины преимущественно самые скромные, самые чистые сердцем, созданные, по Белинскому, «для любви и счастия», но не находящие в любви того полного счастья, которое ожидали они, расцветая в «милом и простодушном неведении». Обман, деспотизм, недостойное предпочтение и разное другое безобразие любимого человека возмущает их; они ищут средства примириться с жизнью и не находят его, потому что все другие интересы жизни чужды им. За пределом семьи нет ничего, что могло бы интересовать их; самые лучшие понятия чужды им; самые святые слова им непонятны; честь, слава, отечество, самопожертвование для блага общего — не больше как фразы, пригодные для чувствительного романа. А слово «долг» принимает смысл столь узкий или искаженный, что лучше бы уже и вовсе не слыхать его из этих милых уст. Словом, широкий мир мысли и самостоятельного труда неведом им, рожденным для жизни, но воспитанным исключительно «для любви и счастья». Сила этого воспитания беспрестанно заставляет их искать жизни только в любви, а любовь не всегда сопутствует жизни, особенно в обществе, где господствует понятие «о приличных партиях». Кроме того, любовь может быть попрана, разрушена без вины женщины. Тогда начинается борьба чувства с долгом и с разумом, пребывающим в девственном неразвитии и потому не оказывающим сильных сопротивлений. Долго иногда длится эта мучительная борьба, много льется видимых и невидимых миру слез, пока наконец вопрос на жизнь и смерть решится. Наконец неумолимая потребность любить берет верх над рассудком, соображения путаются, расчет теряется, вера в новую любовь, в новую жизнь обхватывает все существо женщины, неотразимое влечение является во всем своем всесилии и… происходит то, что просвещенные народы условились называть «падение женщины». Начинается новая жизнь и новые разочарования. Новая жизнь опять не то, что должно быть по понятиям женщины, приготовленной специально для любви. Ей опять кажется, что ее не так любят, как бы следовало, что ее «третируют свысока», — она недовольна второю попыткою жить «для любви и счастья», а много раз любить невозможно. Начинается странная и страшная жизнь, на которую женщина выходит без определенной цели и, что всего хуже, без всякой подготовки. Тут выходов немного. Если женщина, очутившаяся в таком положении, богата, то есть обеспечена материальными средствами, и ее особенно не тревожит никакое призвание к самодеятельности, то она живет как ей вздумается, обыкновенно не хвалясь счастьем, но постоянно отыскивая его в том, в чем его никто не находит. Если женщина не обеспечена материальными средствами, но владеет знаниями, талантами и доброй волей трудиться, она станет искать труда и будет жить трудом. Что такое эта жизнь? Какова она? Может быть, это своего рода пытка, беспрерывное страдание без жалобы и стона, мука с платком во рту — все очень может быть. Большая или меньшая мера невыгод такого положения находится в прямой зависимости от личного характера труженицы, известного развития окружающей ее среды и степени ценности производимого ею труда. Но, во всяком случае, это жизнь честная, и женщины, способные обратиться к ней после претерпенных невзгод, — самые счастливые и самые почтенные женщины.