Николай Лесков - Статьи, предположительно написанные Лесковым

В оправдание свое г. Фежер объяснил, что начальником в бюро он и что он имел право указывать г. Лебедеву, какими чертежами ему заниматься. Когда Лебедев по поводу чертежей затеял с ним спор, то он приказывал ему удалиться, когда же он не послушал его, то он Лебедева взял за бока и повел (за бока?) к двери. В это время Лебедев хотел схватить его за горло, и когда он, удерживая Лебедева за руки, подвел к двери, то оба оступились (?!) и упали, и он на Лебедева повалился, тут прибежала его жена и увела (?!) с собою.

Усматривая из обстоятельств этого дела, что свидетельскими показаниями: Смелова, Бурылева и Юркова Фежер изобличается: 1) в нанесении оскорбления действием г. Лебедеву ударом его по щеке (ст. 133, 134 и 135 уст<���ава> о нак<���азаниях>, налаг<���аемых> мир<���овыми> судьями), 2) и в сжатии шеи г. Лебедева, чрез что у него образовалось лентовидное на шее пятно, что удостоверяется свидетельством доктора Баукгазе (ст. 142); 3) свидетельскими показаниями гг. Шевалье и Мейера, г. Фежер изобличается в нанесении г. Лебедеву оскорбления словами: „уличный мальчишка“ и „повеса“ (ст. 130 и 131); 4) в деле нет (?!) данных к обвинению г. Фежера в употреблении насилия над г. Лебедевым; обращаясь затем к рассмотрению тех обстоятельств, которыми сопровождались действия Фежера, для определения меры наказания, то из них можно вывести следующие заключения: 1) г. Фежером было нанесено оскорбление Лебедеву без заранее обдуманного намерения; 2) оскорбление нанесено Фежером в многолюдном собрании лицу, которое по своим служебным отношениям имеет право на особое уважение со стороны Фежера; 3) обида нанесена г. Лебедеву без всякого с его стороны повода; 4) побои, нанесенные г. Лебедеву, по свидетельству врача, относятся к разряду легких. По всем этим уважениям и на основании 119 ст<���атьи> уст<���ава> угол<���овного> судопр<���оизводства>, 170 ст. уложения о наказаниях (изд. 1867 г.) и 16, 135 и 142 ст. уст<���ава> о нак<���азаниях>, нал<���агаемых> мир<���овыми> суд<���ьями>, в 25 день марта 1869 г. приговорил: признав французского подданного Виктора Ж. Фежера виновным в нанесении оскорбления словами, действием и в сжатии шеи кандидату университета Лебедеву, подвергнуть его аресту на один месяц и две недели. Впредь до того времени, пока приговор войдет в законную силу, потребовать от г. Фежера (на основ<���ании> 1 пункт<���а> 77 ст<���атьи> уст<���ава> угол<���овного> судопр<���оизводства>) поручительства в том, что он с места жительства не отлучится или что он от явки в суд уклоняться не будет. Приговор неокончательный и может быть обжалован в течение двухнедельного срока (на осн. 147 ст. уст. угол. судопр.) в апелляционном порядке. Мировой судья Дмоховский». (Приложена печать.)

Случай с г. Лебедевым поучителен во многих отношениях, и протокол мирового судьи знакомит нас, без сомнения, далеко не со всеми подробностями ссоры, и именно не знакомит с взаимными отношениями служивших на одном заводе французского и русского механиков, а между тем эти подробности в глазах русского общества и русского публициста могут иметь особенный интерес. С некоторыми из них мы впоследствии познакомим читателей, а теперь пока остановимся на том, что мы находим в протоколе, то есть на судебно-юридической стороне события.

Здесь прежде всего поражает нас разница в показаниях свидетелей: русских и иностранцев. Русские свидетели Юрков, Бурылев и Смелов под присягою показывают, что они не знают, ругал ли Фежер Лебедева бранными словами, потому что они не знают французского языка, но видели, как Фежер схватил Лебедева за шею, как ударил его по щеке, как потащил его к двери, как он лежал на повалившемся или на поваленном Лебедеве, как жена оттащила Фежера, который и после два раза порывался схватиться с Лебедевым, и видели потом на шее Лебедева красный шрам. По показанию французского свидетеля Шевалье, который показывал без присяги и который находился в той же комнате, где была ссора, выходит, что Фежер ругал Лебедева, что он «вывел его к двери», а не «потащил», что «первого движения Фежера» (то есть сжатия шеи Лебедева и пощечины) он не видал, что от затворенной двери «вышло столкновение, и оба упали», но упали, однако же, так, что Лебедев не вставал, потому что на нем сидел Фежер, а Фежер не вставал потому, что сидел на Лебедеве, и сидел, пока жена не оттащила его, что жена и после удерживала Фежера, что красное пятно на шее, которое Лебедев показывал ему, «могло произойти от тесного воротника рубашки» (в таком случае оно должно было быть под воротником рубашки), что другого он не слыхал и не помнит, «потому что был сильно взволнован произошедшею ссорою». Показания двоих других иноземных свидетелей, которые не находились в этой комнате, еще бледнее, что и естественно. Оправдание самого Фежера представляет в своем роде образчик: он говорил, что в бюро начальником он, Фежер, и что потому… он взял Лебедева за бока и повел его к двери (интересный способ ведение за бока — тут прямое насильственное тащение, как и называли этот способ русские свидетели), что в это время Лебедев хотел схватить его за горло, и когда он, уже держа за руки, подвел его к двери, то оба они оступились и упали — Лебедев вниз, он наверх, что тут прибежала жена и увела (не оттащила, как уверяли русские свидетели и даже француз Шевалье, а увела с собою), куда увела? В другую комнату? Но и Шевалье говорит, что Фежер и после продолжал оскорблять Лебедева бранными словами и что жена удерживала своего мужа.

Мировому судье, при такой разнице свидетельских показаний, оставалось следовать в своем приговоре более вероятным и естественным показаниям русских свидетелей, и он, к чести своего судейского звания, это сделал смело и решительно. Он, как мы видели, признал за доказанные факты и пощечину, и сжатие шеи Лебедеву, и побои, словом, признал нанесение обиды действием — «притом в многолюдном собрании и лицу, имеющему право на особое уважение» (ст. 135), — преступление, за которое виновные подвергаются аресту не свыше трех месяцев, но он уменьшил арест наполовину. Он не признал в преступлении заранее обдуманного намерения, хотя Лебедев в своем апелляционном отзыве в Жиздринский мировой съезд, напротив, доказывает, что все действия Фежера произведены с заранее обдуманным намерением («Деят<���ельность>» № 68). Он затем не нашел в деле данных к обвинению Фежера в употреблении насилия над Лебедевым, хотя сам же обосновывает свой приговор на 142 статье, в которой определяется наказание за самоуправство и за употребление насилия. Может быть, обдуманного заранее намерения совершить преступление в том виде, в каком оно совершено, у Фежера и не было: но неужели сжатие шеи, пощечина, «выведение за бока к двери» и потом сидение на поваленном или повалившемся Лебедеве не «насилие»? Что тогда разуметь под именем «насилия»?