Николай Лесков - Статьи

Но мы долго не кончили бы, если б задумали перебрать все те явления западноевропейского быта и жизни вообще, которые, будучи сами по себе явлениями в высшей степени отрадными, тем не менее возбуждают самые грустные чувства при мысли о том, какими неестественными путями добыты они западноевропейским обществом. Порабощение и насилие — вот чем отзывается западноевропейский быт даже в тех сторонах своих, на которых красуется слово свобода и на которых развевается трехцветное знамя конституционных, гордящихся своими учреждениями, государств. Исследывая этот быт, в особенности психологически, вы чувствуете и видите, что это слово и это знамя прикрывают собою, да и то не вполне, что-то недоброе, далеко еще не окончательно вымершее. В самом деле, что может быть отраднее и благотворнее между прочим и для западноевропейского быта, как, например, протестантизм и грамотность, которой он главный распространитель? Но что такое этот протестантизм, как не протест против католицизма, главной религии Запада? Что такое, по началу своему, это распространение грамотности, как не противодействие католицизму, как не своего рода войско для борьбы с неприятелем, содержимое на основании тоже кулачного правила: si vis pacem, para bellum (если хочешь мира, будь готов к войне)? Бесспорно, и протестантизм, и грамотность, им распространяемая, приносят неоценимую пользу, даже приносят более пользы положительной, нежели пользы отрицательной, хотя и последняя громадна; но отрадно ли, естественно ли, соответственно ли природе человеческой начало или побуждение этих в высшей степени отрадных, самих по себе, явлений?! И не всё ли почти так на Западе?

Россия никогда не была, не будет и не может быть западноевропейской страной по своему быту и духу и может сделаться общеевропейской страной по своему быту и духу только тогда, когда, с одной стороны, разовьются самостоятельно и окончательно все ее силы, а, с другой стороны, когда западноевропейский быт освободит себя окончательно от тех материальных и умственных язв и ран, которые передало ему его прошедшее, и когда он твердо станет на том пути, на котором он всегда стоял бы и с которого, без сомнения, никогда не сходил бы, если б развивался более или менее последовательно и естественно, без помощи победителей и феодального порядка. Разумеется, до этого далеко, так далеко, что не видно даже глазу, вооруженному наукой.

Вот почему, между прочим, России нужно и важно более всего знание, самопознание и самосознание; но знание не для подражательности, за которую Россия уже достаточно поплатилась, хотя и не без значительной тоже пользы для себя; знание нужно ей для самопознания и самосознания, а самопознание и самосознание для саморазвития, то есть для развития естественного и постепенного, без неуместной подражательности или увлечения чуждыми ей началами и явлениями.

Сознание такой необходимости особенно важно для России в настоящую эпоху ее существования и развития. Чем выше есть и будет степень такого сознания, тем лучше и скорей устроится и обеспечится наше дальнейшее развитие. Бессознательное же увлечение разного рода учреждениями и явлениями чуждого нам быта только задержат это развитие.

Мы очень хорошо знаем, что народ или государство — не человек и не могут быть вполне и во всем сравниваемы между собою; тем не менее есть много общего и схожего в развитии и жизни вообще отдельных лиц и народов. Вот почему, сравнивая Россию как живущий государственной жизнию народ с человеком, мы никак не можем приравнять, а потому и назвать ее ни ребенком, ни старцем, а по степени ее промышленного и умственного развития не можем приравнять и назвать ее и зрелым мужем. Остается юношеский возраст, возраст и светлых надежд, и свежих сил, почти ни в ком в этот возраст окончательно не извращенных, не истощенных и не порабощенных. “Россия вся в будущем”, — сказал Лермонтов, а это значит, что и он считал ее, если не во всех, конечно, то во многих отношениях, юношей.

Россия действительно — богатый и даровитый юноша, то есть еще очень молодой человек, умственные и другие силы которого еще далеко не вполне развиты, познания которого вообще поверхностны, некоторые увлечения неосновательны; юноша, который жил до этих пор и продолжает еще жить не на свои трудовые деньги или более на счет отцовского наследства, нежели на свои трудовые деньги, и карьера которого, быть может, уже началась, но еще не определилась окончательно. Все это не мешает, конечно, юноше быть не во всех отношениях вполне здоровым и т. п., но не мешает и выздороветь вполне и обогатиться познаниями, и освежить жизнь свою честным и непрерывным трудом и т. п.

Как ни поверхностно, по-видимому, такое сравнение, но думаем, оно не лишено основательности, если только есть в нем что-либо неосновательное. В самом деле, не говоря для краткости о тех задатках будущего умственного развития России, которое представляет нам современное общество наше, не говоря о других явлениях нашего современного быта, которые в большей или меньшей степени оправдывают уподобление России юноше, остановимся на вопросе, чем и как преимущественно жила до последнего времени Россия в материальном отношении, то есть как приобретала она свой насущный хлеб, на что, то есть на какие блага, училась, роскошничала, наслаждалась итальянскими певцами и пр. и пр. тому подобное?

Начнем с верхних слоев нашего общества. Они жили в большей или меньшей степени доходами своими, рентами от недвижимых имуществ и частию капиталов. Трудом зарабатывали они крайне немного, учились, служили и трудились вообще очень мало и кое-как, жили частию с азиатской, частию с богатой европейской роскошью, вообще широко, но без английского комфорта, без немецкой экономии и вообще необстоятельно. Если мы положим, что добросовестной службой и трудом вообще они зарабатывали, в обшей сложности, 1/20 и много 1/10 часть своих расходов, то эта цифра должна служить несомненным доказательством, что мы не намерены преувеличивать недостатки нашего общества. Если присоединить к ним образованнейшую и богатейшую часть нашего купечества и вообще промышленного сословия, тоже не лишенную ни достоинств, ни недостатков в ведении своих дел вообще, то мы получим таким образом ту часть нашего общества, на счет расходов которой живет почти вся остальная часть нашего городского населения. Правда, к первым двум категориям надо присоединить еще, в этом последнем отношении, большинство чиновничьего и вообще служащего сословия; но это сословие жило и на счет казны, и на счет всех вообще, хотя, конечно, и в свою очередь питало несколько торговлю и промышленность вообще, а частию и литературу и пр.

Остальная часть наших городских обывателей, мелочные торговцы, мещане, ремесленники, жили своим трудом, торговлей и работой преимущественно на дворян-помещиков, более или менее богатое купечество, чиновников и пр. Но ни торговля их, ни работы вообще не отличались, как известно, ни особенным искусством и знанием, ни особенной добросовестностью. Словом, и свободный труд выходил не лучше труда крепостного.