Николай Лесков - Статьи

21-го минувшего февраля в богоспасаемом граде Смоленске было собрание местного общества сельского хозяйства. Один из деятельных его членов, вице-президент общества Г. А. Коребут-Дашкевич, открыл заседание прелюбопытною запиской, о содержании которой нам грешно было бы умолчать, тем более что она вызвала единодушное одобрение всего общества.

Г. Коребут-Дашкевич начинает с того, что жалуется на усилившееся “в настоящее время” воровство, нарекание в котором падает, по его словам, на крестьян, на мещан и на солдат, отставных и неотставных, и глубокомысленно заключает, что воровство теперь усиливается, делаются поджоги и “тому подобные неприятности”, и глубокомысленно, хотя и не без глубокой скорби, восклицает: “Надобно себе представить, что будет, когда все дворовые люди получат полную свободу!”

Чтоб предотвратить все несчастия, которые, Бог знает почему, грозят г. Коребуту-Дашкевичу, сей глубокомысленный оратор видит одно только средство — возвысить народную нравственность, а этого, по его мнению, можно достигнуть, только сделав наказания позорными и соединенными с религиозным покаянием.

Не выписываем всего трактата г. Коребута-Дашкевича: любопытные могут найти его в № 11-м “Смоленских губернских ведомостей”; но познакомим только наших читателей с характеристическими чертами нового проекта.

В числе средств возвышения народной нравственности наш мыслитель ставит: обязательство священников непременно каждое воскресенье говорить народу приличные проповеди и издание указа, чтоб по деревням на улицах не было грязи, чтоб в избах и на дворе было чисто и “чтоб скот был заперт, или с пастухом” (чтоб он заперт был или с пастухом вместе или один?).

Средство к отвращению общества от порока г. Коребут-Дашкевич видит в издании такого указа: если преступник — солдат и состоит на службе, то взыскивать штраф со всей роты, и с солдат, и с офицеров, а при их, солдат, несостоятельности — сечь их розгами.

Для возвышения правосудия мыслитель полагает нужным разрешить всем сельским старшинам, помещикам и их управителям или приказчикам производить предварительные следствия по горячим следам.

Для усиления позора наказания, по мнению проектера, за первую маловажную кражу, не свыше 30 руб<���лей> сер<���ебром>, необходимо:

1) Подвергнуть виновного взысканию убытков.

2) Привязывать в праздники на рынках к позорному столбу.

3) На столбе этом крупными буквами напечатать “вор”.

4) Наложить на виновного публичную эпитимию до 100 поклонов.

За вторую маловажную кражу новый кандидат в законодатели присуждает несчастного к взысканию убытков, к эпитимии, к позорной надписи, к позорному столбу и к ссылке с места родины или заработка.

Во всяком случае с общества, к которому принадлежал виновный, взыскивается штраф в половину покраденного, хотя бы обвиняемый и не был осужден, а только опозорен.

Но самым верным и легким средством прекратить воровство в целом мире автор наш полагает издание нового закона о том, чтобы никто никогда не осмеливался ни покупать, ни продавать ничего без совершения бумажного акта, подписанного двумя соседями с ясным обозначением продаваемого предмета и с засвидетельствованием надписей рук “какою бы то ни было властию, имеющею казенную печать”. В лавках всякая вещь должна быть записана в книге, которая, за шнуром и печатью, выдается из городских дум и ратуш. Кто что-нибудь купит, не удостоверившись в том по актам, отвечает наравне с вором.

Наш философ сам сознается, что брать свидетельство на каждую вещь затруднительно, но это, говорит, все вздор: “войдет в обыкновение — будет все в порядке”.

Пожалуйста, читатель, не подумайте, что мы шутим или позволяем себе издеваться. Право, нисколько! Вот подлинные слова протокола:

“Смоленское общество сельского хозяйства, сознавая всю важность развития в настоящее время законодательства для ограждения безопасности личной и по имуществу, признало предложенные вице-президентом г. Коребутом-Дашкевичем меры вполне заслуживающими внимания”.

Причем г. член Д. Ф. Брещиньский, между прочим, полагал постановить законом “подозрительных людей соединять на ночлег в одно помещение под надзор сельского начальства”.

Все наличные члены нашли полезным удостоивать наград тех священников, у которых в приходе будет меньше воровства.

Общество постановило: все мнения представить на благоусмотрение господина министра государственных имуществ.

Мы воздерживаемся от всякой оценки: читатели сознают сами все величие и всю глубину этой премудрости.

В происходившем, 10-го сентября, заседании Комитета грамотности, учрежденного при Императорском русском Вольном экономическом обществе, председатель С. С. Лошкарев объявил, что член комитета Н. С. Лесков представил семьдесят рублей, пожертвованных через него на дело народного образования рижскими староверами поморского согласия: Гр. Сем. Ломоносовым, Зах. Лаз. Беляевым, Ионою Ф. Тузовым, Никон. Пр. Волковым и еще тремя их товарищами. Причем г. Лошкарев, основываясь на сообщении г. Лескова, известил комитет, что из рижских староверов Григ. Сем. Ломоносов жертвует на учреждение в Риге школы для бедных своих единоверцев пять тысяч рублей, а Зах. Лаз. Беляев (человек весьма ограниченного состояния) тысячу р., [111] З. Л. Беляев воспитывался на общественный счет в существовавшей, до 1829 года, при рижском гребенщиковском заведении староверческой школе, и ныне считает себя как бы обязанным возвратить седмерицею деньги, истраченные обществом на его образование, жертвуя их на пользу беспомощного юношества. всего шесть тысяч рублей. Кроме того, Беляев вызвался безвозмездно содержать склад учебников, издаваемых Комитетом грамотности, распространять их и отчитываться комитету.

Комитет грамотности по выслушании этого заявления, с горячим сочувствием единогласно положил: благодарить упомянутых староверов за их внимание к настоятельнейшей нужде народа; предложить им вступить в члены комитета и содействовать ему, по мере сил в своему кругу, а г. Беляеву выслать каталог и несколько изданий комитета, на первый раз по выбору г. Лескова, знакомого с современными потребностями рижского бедного класса. — Благослови Господи, в добрый час, архангельский.

В книжном магазине С. И. Литова в Киеве 20-копеечные Евангелия на русском языке не продаются дешевле, как по 40 к<���опеек>, что чрезвычайно оскорбляет покупателей этой книги. Это удвоение цены особенно отражается на посещающих Киев богомольцах, которые всегда покупают в Киеве книги духовного содержания, но которые так бедны, что нередко 20 к<���опеек> с<���еребром> составляет весь наличный капитал пешехода-богомольца. Переплатить лишний двугривенный для него есть уже разорение, и он принужден отказать себе в приобретении Евангелия, недоступного для него по цене.