Николай Лесков - Статьи

Безобразные явления в жизни народов не скалываются метким ударом кинжала. Воду потока не очистишь, если русло постоянно снабжает его своею грязью. Нужно всякое дело начинать сначала и вести последовательно. Это, может быть, не эффектно и не так быстро, но зато крепко и верно, да и не так уж медленно, как воображают люди, крещеные в горячей воде. Не для себя же, в самом деле, хлопочет истинный сын отчизны. Потомства нет для Сеяна и “отцов отечества”; они смеются над потомством и живут для одного своего мамона; но люди чести и добра, как Кремуций Корд, не могут не ценить суда потомства и никого не пошлют удостоверяться в том, что цезарь не бессмертен. Они понимают, что нужна не смерть цезаря, оподляющего склонное к подлостям общество, а нужно одухотворение этого общества и возрождение к новой жизни. В душе людей, жаждущих этого святого процесса, нет места для безумных порывов, за которыми неизбежно утомительное semper idem, [19] Все то же (Лат.) ибо общество не может снять с себя привычек рабства, как снимает сорочку. Человек же, взросший

к чему хорошему способен? Такой человек неспособен даже согласиться, что каждая мать, учащая сына или дочь не тому, чему научают развратные Мессалины или себялюбивые Агриппины-младшие, приносит своему отечеству больше пользы, чем люди, режущие тиранов. Потомство преклонится перед памятью матери, о сыне которой говорят, что “золото он презирает, милостей он не ищет”, и народу, в среде которого будут такие матери, ни один цезарь не скажет: “Подлейте! подлейте! Римляне — народ, жадный к рабству!”

Очень многие из наших старого закала помещиков находятся вне себя от раздражения на бездействие мировых посредников, на произвол поступков, которые они себе позволяют, и на пристрастность, с которою они находят для себя приятным, в иных местах, всегда и во всем обвинять лишь землевладельцев и оправдывать крестьян, которые, видя себе во многом поноровку, угрожают общественному благу нарушением спокойствия до такой степени, что без высылки для усмирения их вόйска и без строгих экзекуций никак нельзя обойтись для восстановления тишины и мира.

Нам в эту минуту попались под руку протоколы романово-борисоглебского мирового съезда. Там идет тоже речь о возмутительных и бессовестных поступках крестьян против барина, так еще недавно имевшего над ними неограниченную, страшную власть карать и миловать по собственному благоизволению. Помещик Тихменев жаловался на крестьянина Петра Антонова и обвинял его в самовольной порубке леса. Хорошо, что мировой съезд не поверил “барину” на слово, а поручил мировому посреднику произвесть дознание и, согласно с ним, постановить законное решение. По произведении строгого исследования, открылось, что Петр Антонов действительно произвел в барском лесу самовольную порубку; но что тут из мухи сделали слона, дело раздули в гору, между тем как Антонов тем только и провинился, что без спроса срубил себе одну еловую слегу. Слегу эту оценили всего в пять копеек серебром. Посредник, конечно, предписал волостному правлению взыскать эти пять копеек с самовольного порубщика; но дело в том, в какой степени прилично обременять такими дрязгами мировые учреждения, преднамеренно искажать истину и желчно чернить крестьян там, где они заслуживают полного сожаления и где они ведут себя в отношении к помещикам с тактом и достоинством, доказывающими, что они вполне достойны свободы, вполне созрели для того, чтоб идти к дальнейшему, не стесняемому уже никакими несчастными обстоятельствами развитию.

Тот же помещик Тихменев жаловался на крестьянина Дорофеева, что он не платит оброка за два года. Открылось, что крестьянин Дорофеев не доплатил оброка “барину” только за восемь месяцев 1860 года, всего 20 р., но летом следующего года он сошел с ума (вероятно, не от радости же) и, в безумии, пропал без вести, оставив без призора и поддержки жену, больную старуху, и трех незамужних дочерей. Посредник увидел невозможность взыскать с этого несчастного семейства недоимку, а того и гляди, пойдет молва на бездействие посредников и на пристрастность их решений.

Тот же помещик г. Тихменев жаловался на крестьянина Лариона Михайлова. По его словам, Ларион пользуется полным тяглом земли, а барщины исполнять не хочет. Попадись эта жалоба недоброму человеку, сейчас бы увидел он в ней бунты и неповиновение власти: но местный посредник дознался, что Ларион высажен на крестьянство из дворовых и от помещика ничем не снабжен; землей действительно он снабжен, но пахать ее не в силах: у него животов и всего-то шесть кур, и на курах пахать не поедешь; притом же Ларион уже дряхлый старик, дома своего не имеет; его уж чужие люди приютили в своей избе, а пропитывается он только Христовым именем да мирским подаянием. Ну как этого бунтовщика судить станешь? Посредник и решил, что он не находит возможным требовать с него полной повинности…

Присоединитесь-ка к этим отзывам; вглядитесь-ка попристальнее в эти картины; сосчитайте случаи, в которых, при воплях одной стороны на бунт и неповиновение, слышатся вопли другой стороны — тогда разве только вы убедитесь, много ли правды во всех этих жалобах и криках на пристрастие посредников; тогда только вы искренно и от души пожелаете скорейшего и окончательного разрешения дела, так недостойно затягиваемого иными из одного лишь желания подальше насладиться чарами крепостничества и не подавать уставных грамот до тех пор, пока не пробьет последний решительный час для этого.

Мы переживаем теперь чрезвычайно странное время. В Западной Европе, несмотря на продолжающиеся там сильные неурожаи, вооружения, на приводимые в исполнение разные предприятия, требующие затраты огромных капиталов, там всё есть деньги. Англия, два года сряду имеет сильную нужду в хлебе, заплатила за него в 1860 году 100 мил. и в 1861 году около 70 мил. рублей, а со всем тем деньги на лондонской бирже в ссуду под государственные фонды и облигации отдаются за 1 % и много что за 1 1/2 %. Франция, не имеющая теперь сбыта своих модных и шелковых товаров на главные ее потребляющие американские рынки, эта Франция понизила у себя ценность денег до 4 %, и они на рынке в изобилии.

Почему же у нас, в России, из которой в 1861 году отправлено за границу товаров почти на 20000000 руб. сер<���ебром> более, нежели привезено в нее, почему же, спрашиваем мы, в России нет денег, и на главной ее бирже, в С.-Петербурге, первым домам нельзя иначе достать денег под свои векселя или под государственные фонды, как за 9 % или за 10 %? Лица, пользующиеся меньшим доверием на бирже, должны платить за займы денег 12 %, 15 %, и иногда доходит даже и до 20 %. На внутренних торговых рынках России денег дешевле 15 % достать трудно. Нет денег!