Сергей Кремлёв - Зачем убили Сталина?

Но это означает, что муж и жена «поплыли» перед янки, как только в их сторону были сделаны прямые реверансы и намеки. Да оно и понятно – что могла дать им Родина, лишь год назад вышедшая из тяжелейшей войны? И что могли дать Штаты, эту войну замыслившие еще десятилетия назад и поэтому на этой войне лишь нажившиеся…

Удивительно, как В. Есаков и Е. Левина – два доктора наук! – не поняли, что своей простодушной цитатой из книги Смита напрочь опрокинули всю концепциюсвоей книги, призванной полностью обелить двух других докторов наук?

Позднее, в ходе заседаний на Суде чести, Роскин и Клюева объясняли свой поступок, ссылаясь на разговоры с министром Митеревым, академиком Лариным и прочими официальными медицинскими и немедицинскими советскими чиновниками руководящего ранга. И чуть ли не на их приказы. Однако Смит засвидетельствовал, что Роскин и Клюева были готовы отдать ему всё еще до каких-либо переговоров со своим медицинским начальством.

В проекте заявления Суду чести при Минздраве СССР А.А. Жданов 30 мая 1947 года писал: «Клюева и Роскин передали Парину перед его поездкой в Америку препарат, рукопись и технологию «КР» не только по приказу, но и по убеждению…» Сталин, читавший проект, исправил эти слова на «не по приказу, а по собственному желанию». Однако оба варианта суть поступка Роскина и Клюевой определяли точно.

История с «КР» высветила для Сталина многое. Итогом его размышлений и обсуждений с Андреем Ждановым проблем, связанных с обликом и мотивацией поступков советской элиты, и стала идея Судов чести.

В записных книжках Андрея Андреевича Жданова есть запись:

«Вдолбить (интеллигентам. – С.К.), что за средства народа должны отдавать все народу… У крестьян достоинства и духа больше, чем у Клюевой…

Расклевать преувеличенный престиж Америки с Англией…»

А ведь верно мыслил товарищ Жданов! Да и чему удивляться – он ведь об уровне «творческого духа» у «творческой» интеллигенции имел точную информацию. Скажем, 4 марта 1946 года народный комиссар госбезопасности В.Н. Меркулов направил Жданову в ЦК ВКП(б) совершенно секретную записку о недостатках в работе художественной кинематографии в 1945 году. Ее стоило бы привести полностью – настолько блестяще в ней на конкретных примерах характерных высказываний конкретных людей был вскрыт «чудовищный бюрократизм», «разъедающий и расшатывающий кинематографию». Увы, придется ограничиться здесь лишь одной цитатой:

«Режиссер Ромм М.И. в 1945 году не ставил картины, но его годовой заработок (за участие в работе художественного совета, зарплата по студии, консультации но сценариям, режиссура в театре киноактера) составлял примерно 180 тысяч рублей (годовой оклад Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и Председателя Президиума Верховного Совета СССР, то есть Сталина и Калинина, составлял примерно 100 тысяч рублей при годовой зарплате хорошего инженера примерно в 20 тысяч рублей. – С.К.). Режиссер Пырьев, он также в 1945 году постановкой фильма не был занят, но годовая зарплата его составляла 200 тысяч рублей (зарплата на студии Мосфильм, по журналу «Искусство кино», участие в заседаниях художественного совета, консультации по сценариям).

По этому поводу отмечены следующие высказывания:

Главный бухгалтер Комитета по делам Кинематографии Черненко И.Е.: «Наблюдая на протяжении долгого времени поведение творческих работников – диву дивишься: у них совершенно паразитическая психология…» и т.д.

Читая это, Жданов и Сталин не могли не спрашивать себя: «Да есть ли у них честь и совесть?» И не пора ли их судить если не по уголовным законам, то хотя бы по законам чести?

Первый Суд чести прошел в Министерстве здравоохранения летом 1947 года, и на нем рассматривалось как раз дело Клюевой-Роскина. Они публично винились, писали покаянные письма Сталину, а в разговорах между собой называли суд «гадостью», а судей – «червяками». Клюева заявляла Роскину, что «они нашего ногтя не стоят».

Я не могу судить, были ли Роскин и Клюева талантливыми учеными, но их нравственный уровень до их же научного уровня явно не «дотягивал». Собственно, это ведь и беспокоило Сталина и Жданова. Ведь двух профессоров судил не уголовный суд, а общественный суд – Суд чести. Уже тогда, когда «дело КР» крутилось, муж и жена два месяца отдыхали в академическом санатории «Узкое». Вот академик Парин по тому же случаю был в 1947 году арестован и получил 25 лет лагерей (в октябре 1953 года освобожден, умер в 1971 году). Министра Митерева сняли с работы…

Между прочим, Парину в 1946 году было всего 43 года, Митереву – 46 лет. Да и Роскин-то имел тогда всего 53 года от роду, а Клюевой не было и пятидесяти. Это была, так сказать, сталинская смена, которая должна была сменить старших в деле улучшения жизни в стране. Но была ли эта смена сталинской?

Вскоре этот вопрос еще более остро и масштабно встанет перед Сталиным в связи с «ленинградским делом», о котором я скажу позднее.

Что же до Судов чести, то в монографии В. Есакова и Е. Левиной сказано так:

«Из 82 «судов чести», созданных при центральных министерствах и ведомствах, абсолютное большинство из них (стилистика авторов монографии. – ОС.) так и не провело своих заседаний. Да они и не были способны самостоятельно организовать закрытый внутриведомственный политико-воспитательный процесс…»

Вот уж что точно, то – точно! Не могли… Но Сталин ли был тому виной?

СУД ЧЕСТИ был образован и в Министерстве государственной безопасности СССР, и в начале 1948 года там рассматривалось дело двух его работников – Бородина и Надежкина. То, насколько такие мероприятия находились в поле зрения Сталина, видно из того, что по итогам суда 15 марта 1948 года было принято постановление Политбюро. В нем, во-первых, было сочтено неправильным то, что министр Абакумов «организовал суд чести… без ведома и согласия Политбюро». Во-вторых, и секретарю ЦК Кузнецову было указано, что «он поступил неправильно, дав т. Абакумову единолично согласие на организацию суда чести…».

Решение суда чести МГБ было приостановлено «для разбора дела Секретариатом ЦК». А пунктом 4-м постановления министрам запрещалось «…впредь… организовывать суды чести над работниками министерств без санкции Политбюро ЦК».

Думаю, таким образом Сталин рассчитывал устранить опасность превращения Судов чести в инструмент министерской расправы с неугодными и неудобными – недаром же министры не могли избираться в состав судов.

С другой стороны, видно, что он не имел в виду превратить их в некий поточный инструмент массовых моральных репрессий.

Еще один суд прошел 6 июля 1949 года – при Совете Министров СССР. Рассматривалось неблагополучное положение в Министерстве пищевой промышленности СССР. Перед судом предстали 47-летний министр В.П. Зотов и его 53-летний заместитель Н.И. Пронин. Оба были серьезно понижены. Заведующий секретариатом заместителя председателя Совмина СССР А.Н. Косыгина А.К. Горчаков 9 июля среди других текущих дел по Совмину сообщал «шефу» о состоявшемся суде и, в частности, писал: