Сергей Кремлёв - Зачем убили Сталина?

Берия, после того как был «переброшен» в конце 1945 года из МВД в Спецкомитет на Атомную проблему, не мог без проблем решить в 1947 году с МВД Сергея Круглова и МГБ Виктора Абакумова даже вопрос об охране здания Спецкомитета силами МГБ. А с течением лет Берия отходил от дел и от кадров МГБ уже Игнатьева все более и более. В частности, к началу 1953 года Берия был оторван от деятельности Управления охраны уже семь лет!

Семь лет! Срок немалый…

А тут с текущим – вроде бы – вопросом по части охраны, и сразу – к товарищу Берии. А товарищ Игнатьев па что? Допустим, это Игнатьев переадресовал охрану к Берии… Но Берия ведь был не мальчик. Вот ему позвонили охранники Сталина. Он ведь первым делом должен был спросить: «А что говорит Игнатьев?» И, услышав, что охрана звонит Берии но указанию Игнатьева, Берия сразу же не мог бы не насторожиться – в чем дело? И уж ехать к Сталину первым он не стал бы в любом случае!

Во-вторых, если уж у тебя, у охранника, возникли некие сомнения относительно состояния здоровья товарища Сталина, то и звони первым делом в «кремлевку» или куда там… А при чем здесь Берия? Он по образованию даже не фельдшер. Он – архитектор.

В-третьих, если бы Берия был хоть как-то причастен к организации событий последних сознательных в жизни Сталина суток, то он бы держался в эти сутки от сталинской дачи на максимальном удалении. И если бы ему даже кто-то из охраны позвонил, то он – человек более чем неглупый и опытный – тут же переадресовал бы звонок к Игнатьеву. Мол, я-то тут с какого боку? За жизнь и безопасность товарища Сталина отвечаете вы и ваш министр, министру и звоните.

Берия – если бы он готовил и совершил преступление против Сталина, конечно же, не поехал бы на дачу! Не поехал бы еще и потому, что как опытный следователь он не мог не знать, сколько преступников «погорело» на том, что их тянуло на место преступления.

Зачем ехать, «засвечиваться», если дело, так или иначе, «поехало», а против «ядов НКВД Берии» противоядия нет. Уж кому как не Берии было о том знать!

В-четвертых, допустим, что Берия все же приказал однажды (не имея на то ни полномочий, ни служебного права) обо всем, что связано с самочувствием Сталина, звонить прежде всего ему. Как в таких случаях поступают те, кому такое приказание поступило? А просто – это не вопрос для любого человека, занятого делом, а не бумагомаранием. Надо доложить о приказании вышестоящего лица своему непосредственному начальнику. А уж тот или подтвердит поступившее распоряжение, или опротестует его или перед тем, кто превысил свои полномочия, то есть – перед Берией, или перед тем, кто стоит выше и Берии, и Игнатьева, то есть – перед Сталиным.

ОДНАКО Игнатьев «обеспечивал» безопасность Сталина вообще странным и недопустимым образом. И на этом, четвертом соображении я свой перечислительный ряд закончу – дабы совсем уж вконец читателя не утомлять.

Итак, в-четвертых… Ладно, пусть Сталин не терпел врачей или не доверял им. Но ведь это СТАЛИН! Для тех, кто связан с охраной его жизни, важно не то, что нравится или не нравится Сталину, а то, как обеспечить охрану его жизни всесторонне, надежно и полноценно. Ленин тоже не любил охраны, но люди, ответственные за его охрану, нашли простой и очевидный выход – охранять Ленина скрытно, так, чтобы телохранители лишний раз не попадались ему на глаза. Вот и с необходимой медицинской подстраховкой здоровья Сталина можно было поступить так же… Иметь на даче все необходимое под рукой, а сменного врача включать в число охранников внешней охраны, которых Сталин в лицо мог и не знать, да и не знал.

Если не дай бог что случится, то и оборудование есть под рукой, и опытный специалист.

А что было в реальности?

Скажем, Жорес Медведев сообщает, что когда к Сталину, наконец, вызвали врачей, то они попросили срочно привезти его медицинские документы, то есть «историю болезни» из Кремлевской больницы, не сомневаясь в наличии ее.

А ее-то и не было. Никто даже не знал, с каких пор у Сталина гипертония.

На всей даче не было даже самых примитивных лекарств и медицинских приборов. Среди многочисленной обслуги из игнатьсвского Управления охраны не нашлось ни одной медицинской сестры, не то что врача.

Ж. Медведев пишет, что кто-то из врачей во время консилиума воскликнул: «Хотя бы медсестру завели под видом одной из горничных или врача под видом одного из полковников! Ведь человеку 73 года!»

Вряд ли здесь нужны комментарии. Так что и в этом смысле Игнатьев и его аппарат виновны как минимум в преступной халатности.

Хотя они, похоже, виновны и в большем – в прямом преступлении. Причем что-то много написано в литературе об охранниках, но ничего не написано о горничных. Между тем на даче Сталина был, кроме охраны, немалый обслуживающий персонал – дежурные, прикрепленные подавальщицы, повара, библиотекари, садовники, которые постоянно находились около Сталина. А ведь сказано: «Ищи женщину»…

Что же до того, что охранники якобы боялись лишний раз Сталина потревожить, то и в это не очень-то верится. Во всяком случае, Сталин никого живьем не ел – ни на завтрак, ни на ужин. Во всяком случае тогда, когда его охраной ведал генерал Власик.

И не наводят ли бывшие охранники Сталина (или безвестные редакторы их показаний) тень на и так не очень-то ясный то ли февральский, то ли мартовский день, а заодно и ночь?

Если заговор против Сталина был – а он был, то в реальном масштабе времени никто из участников этого заговора – ни из числа высокопоставленных лиц, ни из числа исполнителей, не мог предполагать, что обстоятельства смерти Сталина будут когда-либо анализироваться публично и независимо от официальных властей. Поэтому, как я догадываюсь, о правдоподобной и непротиворечивой версии прикрытия никто не позаботился ни тогда, ни позднее.

Кто-то из охранников мог лгать намеренно – как изворачивающийся участник преступления. Но вряд ли сознательно лгала вся внутренняя охрана дачи… Ведь из ее числа к умерщвлению Сталина если и был кто-то причастен, то не более одного-двух человек. А, возможно, и вообще ни один – кроме охраны была ведь и обслуга.

Охранники – и тогда, и через много лет, могли многое путать и без злого умысла – как часто путают важнейшие детали свидетели преступлений. Да и состояние шока тоже надо учитывать.

Непосвященные и непричастные могли лгать ненамеренно («врет как очевидец», – говорят юристы) и даже своими правдивыми показаниями и воспоминаниями невольно прикрывать намеренную ложь других. Надеюсь, читателю не надо объяснять, что я имею в виду?

А пытаясь принять весь этот конгломерат «свидетельств» всерьез, путаются и те исследователи, которые пытаются эту путаницу распутать и свести ее в непротиворечивую картину.