Тимофей Круглов - Виновны в защите Родины, или Русский

— Да ты кури, Олег, если куришь, я сам курю. Я включу диктофон, ладно?

— 15 января 90 года, почти ровно год назад, начались погромы армянских квартир в Баку. Три дня это беззаконие продолжалось. Они уже не выбрасывали мебель из квартир, потому что знали — это все пригодится — ведь армянам придется уезжать. Там разные есть течения, так что всех очернить не могу, но достоверно то, что создавались отряды боевиков для совершения переворота. Когда НФ захватил власть в Ленкорани, там были смещены все, кто отвечал за порядок — милиция, органы безопасности…. То же самое хотели сделать в Баку.

Войска были вынуждены войти. Но Верховный Совет Азербайджана не просил у армии помощи. Перед войсками ставились заслоны из техники, автотранспорта и прочего. Во время ввода войск были пострадавшие среди мирного населения как азербайджанского, так и русского. Но уже озлобились на русских, хотя солдаты разных национальностей, но все говорят — это Москва, русские. Погромы были и в военных городках, например, Сальянских казармах, высшем военно-морском училище. Убивали жен офицеров, такое тоже было. Грабили. Гражданских почти не трогали, но все могло произойти, потому что ситуация была неконтролируемая.

22 января был день похорон. Никто не мог сказать, что будет дальше. Аэропорт и железная дорога не работали, в городе совершенно не было бензина. Военные на бронетранспортерах старались вывозить беженцев. Говорят, что это паника. Но там заварено такое, что разгрести это будет совершенно невозможно.

Поймите. Вот азербайджанка. У нее сын погиб. Да и любая мать, у нее же внутри будет сидеть: солдаты, русские, Москва. Это уже все. За два года в Баку почти не осталось армян. Да и русские… Я коренной бакинец, но для меня это был последний толчок. Я сказал: «Все! Там жить нельзя!» Представьте — вы лежите ночью и прислушиваетесь к каждому шороху и ждете.

Нам позвонили и сказали, что через два часа надо уезжать. Под эскортом солдат и БТР нас увезли на аэродром. Ветер, дождь. Во время посадки в первую очередь посадили женщин и детей. Я был с сестрой, у нее шестимесячный ребенок. Мы попали в разные самолеты, адреса знакомых в Москве, куда нас отправили, остались у нее. Наш самолет посадили в Воронеже. Через день мы встретились в Москве и потом приехали сюда, в Ригу, к тете.

Я не хочу создавать панику, но то, что там творилось — это. Весь город пустой, траурные флаги, гвоздики, рассыпанные на тротуарах. Идешь, глаза не поднимаешь — боишься с кем-нибудь встретиться взглядом. Стрельба продолжалась и 24-го, когда мы улетали из Баку.

— Что тут скажешь, Олег. ты уже взрослый, пережил такое. Давай думать, что дальше делать? Рассказывай, кто у тебя здесь, на что живете, какие планы? Главное, где отец? Если его переведут к новому месту службы в Россию, то, как бы ни было там трудно — это может быть чисто поле — надо стараться уехать туда, там собрать семью. Здесь у тебя нет прописки, нет стажа проживания — будет очень много проблем, если и здесь все рванет.

Латышам русские беженцы не нужны. Им и мы то, кто здесь всю жизнь живет — не нужны. Давай думать серьезно.

Этот юноша из Баку, посмотрев своими глазами, как убивают людей ни за что, за то, что они — другие, интуитивно понял главное, повзрослев слишком рано и став мудрым не по годам. В Прибалтике будет тоже, что в Баку, только, может быть, убивать русских будут другими — более «цивилизованными» методами. Отбирая родной язык, гражданские права, работу, потом жилье — за которое нечем заплатить. потом — сами умрут или уедут. Так и получилось. На то и был расчет у западных советников — затягивать ситуацию, заставить людей привыкнуть к неизбежному, подготавливать шаг за шагом к тому, чтобы самая страшная ситуация им стала казаться нормальной. Главное, не позволить рвануть массовому прозрению русских, что это все, это — конец, так жить нельзя, надо сопротивляться любыми средствами, убивать, когда тебя убивают! Молдаване не удержались в рамках рекомендованной Западом методики и получили Приднестровье.

Прибалты во всем слушались новых хозяев. Управляемый конфликт закончился в пользу Запада. Когда русские окончательно очнулись, в Москве сидел Ельцин, а в Латвии уже был создан свой репрессивный аппарат. То, что латыши сами стали жертвами, они поняли гораздо позже русских. Но им и сказать-то было нечего, ведь все делалось их, латышскими, руками.

Понимал ли это тогда Валерий Алексеевич? Предполагал, по крайней мере. Перечитывая потом, спустя десятилетие и позже, свои многочисленные статьи и интервью тех лет, пересматривая созданные им по горячим следам событий телепередачи и документальные видеофильмы — Иванов с болью в сердце ужасался искренне тому, что вот же — все предвидели, вот же — все знали! Все предсказали — и не смогли ничему помешать.

Таня поджидала Валерия Алексеевича в кабинете, устроившись за его же собственным столом, и звонко смеялась в ответ на не совсем скромные комплименты раздухарившегося — аж лысинка покраснела — Сворака.

— Вот так! А еще боевой товарищ по Движению! Коллега ко мне по делам служебным, конфиденциально, может быть, а вы, Михаил Петрович, с нескромными предположениями и даже, наверняка — предложениями! — с порога завелся Иванов.

— Ну что ты, Валера, мы с Татьяной Федоровной как раз политическую ситуацию обсуждаем, связи с вильнюсскими товарищами укрепляем! Я вот даже Танечку пообедать пригласил по этому случаю, можем и тебя взять, — Сворак похихикивал, изо всех сил старался не рассмеяться.

Таня вторила ему, даже не стараясь сдержаться, только ее смех был таким чистым и непринужденно детским, что Иванов даже обидеться не успел, просто стал столбом посреди кабинета и переводил округлившиеся глаза со Сворака на Татьяну и обратно.

— Вы что тут рж. заливаетесь? Что тут происходит? Какие обеды, какая политическая ситуация? Петрович, прекрати, в конце концов! Татьяна Федоровна, да что это?

Таня отсмеялась было, прыснула снова, не удержавшись, и наконец-то прояснила, в чем дело.

— Юбилей сегодня у товарища вашего. Вот он и поспорил со мной, что вы об этом непременно забудете, как меня увидите, и даже его не поздравите!

Валерий Алексеевич закрыл от стыда глаза и с силой хлопнул себя по лбу, да так звонко, что все опять начали безудержно хохотать, включая и Иванова, конечно. Немного успокоившись, Иванов все же сообразил первым делом поцеловать ручку даме, а потом уж подойти к дурашливо ставшему по стойке «смирно» Свораку. Крепко пожал старшему товарищу руку, обнял даже, расчувствовавшись и вручил, наконец, заранее припасенный подарок — «Командирские» часы с гравировкой на крышке.

Тут открылась дверь и вошла уже целая делегация во главе с Алексеевым. Женщины несли цветы, шеф вручил ценный подарок в коробке, начался шум, разговоры, толчея, и тогда Иванов с Татьяной тихонько выскользнули из кабинета. Спустились на этаж ниже, в редакцию, забились в курилку в конце извилистого коридора, в полумрак, оглянулись воровато и начали жадно целоваться.