Тимофей Круглов - Виновны в защите Родины, или Русский

— Можно и семьями! — вежливо приложил сухую ладонь к берету и исчез, как и не было.

«Таня, Таня…, — вздохнул про себя Иванов. — Когда ж ты мне правду говорить будешь? А?»

Он нащупал в кармане бронзовый подарок Татьяны и снова попытался сломать ему тонкий хвост. Но металл не поддавался. «Террариум единомышленников, япона мать!» — выругался Иванов, подхватил со стены автомат и, закрыв на ключ кубрик, вышел на улицу. Яркие звезды на черном небе ударили прямо в глаза своей отчужденностью от земного мира. Ледяной, пронизывающий ветер ударил в спину и подтолкнул его навстречу возвращающейся с поста смене караула. Рядом с маленькой разномастной колонной, состоявшей из омоновцев, еще не успевших переодеться гаишников и интерфронтовцев в штатском, гордо шествовал с автоматом за спиной Николай Павлович Трегубов. «Смешались в кучу кони, люди… еще бы обойтись без тысячи орудий», — вяло пошутил сам с собою Иванов, свернул в сторону, чтобы разминуться с Палычем, встал за углом барака и долго курил на ветру, всматриваясь в знакомые созвездия, вспоминая Аллу, Питона, Татьяну и еще, почему-то, свой день рождения шестнадцать лет назад, когда он стоял под искрящимся от солнца снегом, слетавшим с тополей на крепостном валу возле старинного рыцарского замка на острове Сааремаа. стоял и мечтал о будущем.

«День, как всегда, проходил в сумасшествии тихом.» — бормотал Иванов.

Маленький кубрик командира взвода был полон народу. Объявились к ночи друзья и друзья друзей. Сидели, правда, не шумно, не так, как еще год назад проходили такие встречи на базе. Тогда тут и женский смех можно было услышать, и переливы гитары. А уж про звон бокалов или скрежета-ние кружек и говорить не приходится. Сейчас посторонним на базу попасть не в пример тяжелее. А точнее, совсем не попасть. Но вот ведь появились на ночь глядя два офицера-спецназовца, а там подтянулся и этот разбитной веселый парень в штатском, который все сыплет прибаутками, все трещит ни о чем — явно ждет, когда уберутся из кубрика рослые мордовороты-армейцы. А те, наоборот, косятся на комитетчика и все заваривают чифирек — кружку за кружкой, в явной надежде пересидеть конкурента и расспросить наконец омоновцев о чем-то важном.

Но парень явно не собирался сдаваться. Он уж и коньячок вытянул из-под полы роскошной дубленки, которую так и не снял, несмотря на жару в кубрике, расстегнул только. Но пить никто не стал, а он и не настаивал — по-свойски поставил дорогую бутылку в шкафчик — дожидаться «до победы».

Спецназовцы не выдержали, вытащили Толяна в коридор, быстро там побухтели жесткими голосами, как жесть на крыше под ветром громыхает — такой у них шепот получился… И ушли. А комитетчик сразу же вытянул диктофон из кармана и, не спрашивая разрешения, нажал на клавишу записи. Впрочем, демонстративно показал всем, что пишет открыто и правила игры знает. Мурашов и Архаров быстро и дежурно изложили гостю свою картину штурма МВД, потом раздумчиво, не спеша, поглядывая искоса на Иванова, ответили на несколько вопросов, очень дельных и неприятных. Очень хорошо этот весельчак из конторы вопросы умел задавать, не хуже, чем травить анекдоты. Валерий Алексеевич понял, что дру-ган этот был не местный — явно московская птичка, точнее, союзного подчинения. С местными, из республиканского КГБ, вряд ли кто сейчас разговаривать будет.

Повернулся было шустрый малый и к Иванову, демонстративно дремавшему на своей койке. Знакомиться начал. Да только обломился. Валерий Алексеевич отвернулся к стене, а Толян тут же стал с гостем прощаться, дескать, дела.

Откуда ни возьмись объявился вездесущий Жора Херувимов. Высокий, крупный, светлые кудряшки вокруг смазливого лица, голубые простодушные глаза — под стать фамилии — точно херувим с картин старых мастеров. Но Херувимову ничего не перепало здесь, никто даже разговаривать с ним не стал. Дружно, хоть и вежливо, послали на три буквы, дескать, не до тебя тут — ночь на дворе. Никто с Херувимчиком связываться не хотел — настолько тот был всеяден, что можно было пари заключать — на сколько разных служб, воюющих друг с другом, он работает одновременно? Каким чудом попадал Жорик на базу — тоже непонятно. Но ведь попадал же! Проходного двора на базе, конечно, не было, но столько нитей связывало Рижский ОМОН с множеством самых непредсказуемых сил, столько контактов протекало несанкционированно — за командиром или Чеховым не набегаешься, о каждом «чихе» разрешения спрашивать. Вот и встречались подчас в коридорах непритязательных омоновских бараков и старые друзья, и враги лютые. Делали вид, что не заметили друг друга, и снова растворялись в штабных кабинетах или кубриках младших офицеров. Несмотря на все это, на первый взгляд хаотическое движение, постоянно происходившее на базе довольно длительный период — с января до начала весны, в отряде не возникло ни раздрая, ни махновской вольницы, ни раскола. Просто — это был период переформатирования (как сейчас говорят) ОМОНа в совершенно новое качественно подразделение. Да и не Рижский ОМОН уже это был, если быть точным, а Отряд особого назначения 42-й дивизии ВВ СССР.

Шла проверка обновившегося почти наполовину личного состава, поиск новых союзников, окончательное определение безусловных противников, да и просто выкачивание информации из подставившихся на показное радушие омоновцев оппонентов. Дезинформация тоже сливалась порой именно через разнообразных гостей базы. Все было скоординировано, все ниточки стекались в один клубок — к Чеславу и Питону. И не дай бог кому-нибудь подумать даже, что можно поверх голов командиров сыграть свою игру. Жизнь у всех одна, и в этом все желающие половить свою, персональную рыбку в мутной воде политического и вооруженного противостояния, убеждались очень скоро. Личная инициатива всемерно поощрялась, но строго контролировалась. Ошибки стоили дорого, зато удачи позволяли компенсировать малочисленность отряда все возраставшим влиянием на ситуацию в Латвии.

Многие офицеры и даже сержанты, особенно из первого состава отряда, давно уже превратились по необходимости в самостоятельные фигуры, способные без постоянной опеки сверху создавать свои группы, оперативно реагировать на вызовы и энергично, своими силами, реализовывать внезапно предоставляющиеся возможности. Все сливалось в одну, отнюдь не денежную, копилку, распоряжались содержимым которой два майора — командир отряда Чеслав Млынник и старший инспектор аналитической группы Александр Чехов. А вот кто из них был главнее — над этим суетным вопросом задумываться было незачем и некогда. Все решала конкретная ситуация, которую каждый из майоров разруливал силами отряда в рамках своей особой компетенции.