Сергей Валянский - Другая история Руси. От Европы до Монголии

Нет ничего о подвигах крестоносцев ни в 1106, ни в 1107, да и в 1108 году, когда уже повсюду гремели крестовые походы, находим только:

«В лето 6616 ( 1108 ). Заложена бысть церковь святого Михаила, Золотоверхая, Святополком князем, в 11 иулия месяца; и кончаша тряпезницю Печерьского монастыря при Феоктисте игумене, иже ю и заложи повеленьем Глебовым, иже ю и стяжа. В се же лето вода бысть велика в Днепре, и в Десню, и в Припете. В сем же лете вложи Бог в Сердце Феоктисту игумену Печерьскому, и нача взвещати князю Святополку, дабы вписал Феодосья в синодик, и рад быв ( Святополк ), обещася и створи, и повеле митрополиту вписати ( Феодосия ) в синодик, и повеле вписывати ( его ) по всем епископьям, и вси же епископи с радостью вписаша, поминати и на всех соборех».

А в 1110 году, которым кончается Лаврентьев список, рассказывается лишь о появлении уже упомянутого нами огненного столба над Печерским монастырем, который на самом деле был ангел того же рода, как и огненный столб, шедший перед Моисеем в пустыне…

Вот был бы прекрасный повод приспособить хоть этот столб к победному шествию крестоносцев, защитников веры Христовой, происходившему в то самое время в Палестине и Сирии, если б автор был современником событий, а не жил через столетия после них.

Такого ляпа не мог бы сделать современник, греческого образования летописец, упоминающий в этой самой хронике о мелких византийских событиях, а тем более монах-христианин, сердцу которого Крестовые походы были бы особенно близки. Но вполне мог так «проколоться» автор значительно более поздних веков, когда Крестовые походы с их победами и жестокими поражениями, с потерей стотысячных армий европейских рыцарей и простолюдинов, с потерей Иерусалима ушли уже в область преданий, когда даже упоминать о них стало не очень пристойно.

Всё, что мы знаем об исторических событиях древности, это мнение более поздних толкователей.

Современные историки основываются на трудах своих недавних предшественников; те — на трудах более ранних историков. Все они излагают новыми словами старые воззрения, добавляя немного от себя, по-своему проясняя непонятные слова и географические названия. Это продолжается веками, и постепенно ветхая страничка правды рассыпается под тяжестью многопудовых томов, сочиненных толкователями этой правды.

Но и та самая «ветхая страничка правды», первоисточник сведений о событии, тоже не является точным его «слепком», поскольку появляется в результате действия как минимум трех сил: Инициатора события, Исполнителя и Писателя-летописца.

Схема такая: требования политики (или стихийное бедствие) приводят в действие исполнителей или просто участников. Со слов исполнителей, или участников, или даже свидетелей либо лиц, знакомых со свидетелями (а у каждого из них собственное понимание произошедшего), летописец делает письменную запись о событии и одновременно дает первичное письменное толкование его. А последующие историки, сводя вместе много письменных свидетельств и объясняя (толкуя) их по-своему, пишут историю.

Получается, один видел, другой рассказал, третий записал, а историк объяснил. И каждый толковал по-своему, а если чего не знал или не находил внятных причин для конкретного развития событий, сваливал на Божий промысел или так и писал: «Не знаем».

«Не знаем, откуда приходили на нас злые татары Таурмены и куда опять девались? Некоторые толковали, что это, должно быть, те нечистые народы, которых некогда Гедеон загнал в пустыню и которые пред концом мира должны явиться и попленить все страны», —

пишет летописец после битвы на Калке (июнь 1224 года).

Этот современник событий в силу того, что занимался летописанием, наверняка специально пытался выяснить: откуда приходили злые люди? Выяснить он не смог ничего, кроме двух прозвищ «пришельцев»: татары и Таурмены. И вынужден был отметить лишь чужое толкование о «нечистых народах», которое, в свою очередь, определялось степенью образованности и мировоззрением толкователей.

Как мы показали в предыдущей главе, летописцы «пропустили» крестовые войны между Западом и Востоком. И вот перед нами начало пресловутого монголо-татарского нашествия на Русь. Об этом нашествии они написали немало. Так кто же захватил Русь?

Сергей Соловьев начинает главу «Батыево нашествие» с канонического монгольского запева, со смерти Чингисхана и перечисления его династии. В том же абзаце, через строчку, он пишет, что «саксины и половцы прибежали с низовьев Волги к болгарам, гонимые татарами». Чингисхан вроде бы монгол, но во всей главе слова такого не встречается. Речь идет только о татарах.

Как выглядели пришельцы?

«Наружностию своею новые завоеватели нисколько не походили на других людей: большее, чем у других племен, расстояние между глазами и щеками, выдавшиеся скулы, приплюснутый нос, маленькие глаза, небольшой рост, редкие волосы на бороде — вот отличительные черты их наружности», —

пишет С. Соловьев, ссылаясь на свидетельства западных путешественников той поры.

Но эти люди совсем не похожи на татар. Мы что, татаров не знаем? Да мы с татарами друзья со времен царя Косаря. По мнению Льва Гумилева, которое он высказывал одному из авторов, казанские, например, татары — один этнос с русскими (и это подтверждается исследованиями генетиков). Разделение произошло, когда казанцы приняли исламскую веру (начало XIV века) и со временем «отуречились», приводя себе жен из Турции.

И на рисунках той поры у супостатов на удивление европейские лица. Встречаются и короны на головах начальников (которые в Монголии никто сроду не носил.)

Но поверим пока приведенному в книге С. Соловьева свидетельству латинянина-путешественника Плано Карпини и согласимся, что перед нами монгол. Монголы — опытные воины, ничуть не хуже европейских. Цитируем, ради простоты изложения, «Всемирную историю» Энциклопедии для детей (это толкование конца XX века):

«На рубеже древности и средневековья мы наблюдаем поразительное сходство как в принципах ведения боя, так и в составе войска и характере вооружения от Британии и Египта до Ирана и Японии». Монгольские воины XIII века «были облачены в панцири — куртки, состоявшие из пластинок или полос металла с отверстиями для шнуров или лент, соединявших их в сплошную гибкую поверхность, стоячего высокого воротника и длинных широких набедренников, сделанных из пластин или пластинок, нашитых на мягкую основу. Иногда панцирь изготавливался из больших кусков металла, образующих нагрудник и наспинник — своего рода кирасу. Головы воинов покрывали сфероконические шлемы, также собранные из пластин железа, с навершиями, украшенными плюмажами, с приспособлениями из пластинок, чешуек или полос металла для защиты шеи и щек. Из пластинок, соединенных между собой, состоял и конский панцирь, покрывавший животное целиком. Голову коня защищала кованая стальная маска, иногда — налобник… Длинный прямой клинок с одной рукоятью, заточенный с одной стороны ( вторая сторона была иногда заточена на 1/5–1/4 длины ); длинное копье с флажком или кистью под наконечником; большой, мощный сложносоставный лук со стрелами… Редким дополнением были ножи, кинжалы, топоры и булавы».