Сергей Валянский - Другая история Руси. От Европы до Монголии

Как бы много ни было найдено копий «древнерусских летописей», понятно, что раз в них говорится уже и о событиях XII века, то автор жил не ранее. Встает вопрос: каким образом он, живя в киевском монастыре в XII веке, мог знать то, что было в IX веке в Великом Новгороде — при огромных трудностях тогдашних дорог и безграмотности всей страны? Ответ здесь только один: не мог никак. А потому вся Несторова летопись есть простое сочинительство времен более поздних.

Взгляд на летописи как на преемственное продолжение записей, передаваемых последовательно от учителя к ученику в том же самом монастыре, не соответствует действительности. Вот что говорит академик А. А. Шахматов в «Обозрении летописных сводок Руси Северо-Восточной»:

«Несомненно, что всякое летописание начинается с отдельных записей и сказаний и что оставление их в том виде, как мы теперь имеем, было дело очень сложное. Прежде всего, в начале XII века в Киеве составился обширный летописный свод „Повесть Временных Лет“, так называемая „Летопись Нестора“, имевший весьма значительное распространение и оказавший решительное влияние на дальнейшее развитие летописного дела не только в южной, но также и в северной ( Новгородской ) и северо-восточной ( Суздальской и Московской ) Руси…

Вряд ли в разных отдаленных и глухих углах древней Руси могли тогда самостоятельно возникнуть местные летописи и самобытные летописные своды. Но „Повесть Временных Лет“ и позднейшие своды, составленные на ее основании, проникли и в Новгород, и в Тверь, и в глухой Переславль-Залесский, и здесь они подвергались переработке и дополнялись на основании местных сказаний и исторических преданий».

Многие думают, что такого рода сборники всегда, и даже в новых местностях, пополнялись новыми данными год за годом, и с тех пор они оставались неизменными, и продолжатели их не смели разбавлять тексты манускриптов отсебятиной. Но с этим, как видим, не согласны не только мы, но и специалисты. Последующие переписчики даже через сотни лет могли вставлять в старинные рукописи много текста от себя , не продолжая в то же время их сказаний до своего времени.

Исследование древних документов не может ограничиваться лишь анализом текста. Следует обратить внимание на бумагу, переплет и другие «мелочи». Радзивиловская летопись, например, имеет нумерацию на своих страницах и церковно-славянскими буквами-цифрами (титлами), и арабскими цифрами, и латинскими буквами. Изучением этой нумерации занялись наши коллеги, основатели собственной школы нетрадиционной истории, так называемой «Новой хронологии». Проанализировав факсимильное издание Радзивиловской летописи, они обнаружили следы редактирования текста.

Ниже мы с некоторыми сокращением приводим изложение результатов этих исследований, которое выполнил профессор кафедры математического моделирования Омского государственного Университета А. К. Гуц. [4] Из книги «Подлинная история России. Записки дилетанта. Учебное пособие» (Омск, 1999). Цитируем эту интереснейшую книгу потому, что в Москве ее не достать, да и в других городах тоже. Пусть знает читатель, что не только москвичей заботит истинность отечественной истории.

Начнем с того, что нумерация листов рукописи идет сначала латинскими буквами. Три листа, считая от переплета, пронумерованы буквами «а», «b» и «с». А потом, т. е. остальной текст, — арабскими цифрами. Эта нумерация проставлена в правом верхнем углу каждого листа. Таким образом, рукопись пронумерована вполне естественным для XVIII века способом. Но такая арабская нумерация выглядела бы странно для летописи, составленной на Руси в XV веке. Ведь до середины XVII века в русских рукописях и книгах употребляли, как известно, исключительно церковно-славянскую нумерацию.

Историки предлагают, что первоначальная, самая древняя, якобы XV века, нумерация была проставлена церковно-славянскими буквами-цифрами. И якобы только через пару сотен лет на рукописи проставили другую нумерацию — арабскими цифрами. Однако такое предположение вызывает сразу недоуменные вопросы.

А. А. Шахматов установил, что «нумерация церковно-славянскими цифрами была сделана после утраты из летописи двух листов. <���…> Кроме того, нумерация производилась после того, как листы в конце рукописи были перепутаны. В соответствии с текстом после листа 236 должны следовать листы 239–243, 237, 238, 244 и следующие». Причем этой путаницы листов «не замечают» обе нумерации — ни церковно-славянская, ни арабская.

Таким образом, церковно-славянская и арабская нумерации обе были проставлены уже после того, как рукопись была переплетена. Когда же был изготовлен сам переплет? И тут мы с удивлением узнаем, что листы от переплета самими историками датируются по филиграням (водяным знакам) XVIII-м веком.

Отсюда следует, что имеющиеся в рукописи и церковно-славянская нумерация, и арабская были проставлены не ранее XVIII века.

Листы рукописи являются парными, т. е. составляют один разворот тетради — это единый кусок бумаги. Несколько вложенных друг в друга разворотов составляют тетрадь. А стопка тетрадей составляет книгу. Рукопись состоит из 32 тетрадей, из которых 28 по 8 листов, две по 6 (листы 1–6 и 242–247), одна 10 листов (листы 232–241) и одна 4 листа (248–251).

Изучив структуру тетрадей Радзивиловской летописи, А. А. Шахматов пишет: «Ясно, что в тетради было по 8 листов». Но, как мы уже видели, из-за ошибки при сшивании рукописи некоторые развороты попали из одной тетради в другую. В результате в конце рукописи есть тетради и по 4, и по 6, и по 10 листов.

А вот первая тетрадь рукописи стоит особняком. Хотя она состоит не из 8, а только из 6 листов, т. е. является уменьшенной, но рядом с ней нет увеличенных тетрадей. После этой первой 6-листовой тетради на протяжении почти всей книги идут стандартные 8-листовые…

При внимательном изучении церковно-славянских цифр первых двух тетрадей видно, что номера трех листов: 10-го, 11-го и 12-го по церковно-славянской нумерации, кем-то исправлены. А именно, номера увеличены на единицу. Прежние их церковно-славянские номера были 9, 10 и 11.

Особенно ярко это видно по листу с номером 12. Чтобы изобразить по церковно-славянски «двенадцать», нужно написать «вi». Но на соответствующем листе рукописи сначала было написано «аi», т. е. «одиннадцать». Кто-то приписал две черточки к церковно-славянскому «а», после чего оно стало похоже на «в». Это исправление настолько грубое, что его трудно не заметить. Церковно-славянский номер «десять», то есть «i», очевидно был «изготовлен» из бывшего здесь церковно-славянского номера «девять» = «фита». У «фиты» просто подтерли правый бок. Но явные следы пересекающей ее горизонтальной черты остались.