Лев Кассиль - Дело вкуса

И если необходимо воспитывать в наших людях столь важное качество, как чувство меры, без которого не разовьешь понятие о хорошем вкусе и такте, то о нем обязательно надо помнить и тем, кто нетерпим ко всякого рода «вольностям» в поведении или в одежде молодежи. Да, надо прививать людям чуткость, корректность, умение чувствовать обстановку, в которой находишься, но воспитывается это не окриком, не вызовом дружинников и не внесением в уголовный кодекс специальной статьи.

Что касается поведения «влюбленных», о которых сообщает товарищ С. в своем письме, то тут я с ним готов во многом согласиться. Я тоже считаю, что эскалатор метро не очень подходящее место для выражения своих чувств.

Кроме того, истинная любовь всегда застенчива. Большие чувства не афишируются, не выносятся напоказ, не рекламируются объятиями на глазах у посторонних. Люди, глубоко и искренне любящие друг друга, умеют выражать свои самые сокровенные чувства мимолетным взглядом, бережным, почти незаметным для посторонних жестом, особым, но не подчеркнутым внешне вниманием к любимому человеку. А публичные поцелуи, объятия мало совместимы с искренним проявлением чувства, вызывают лишь раздражение против распущенности, неуважение к такому показному «счастью».

Все дело опять-таки в чувстве меры. Не вижу ничего безнравственного, плохого, если юноша и девушка — разумеется, не в первые дни своего знакомства, но давно уже знающие и любящие друг друга — идут, взявшись за руки или если даже ее рука доверчиво лежит на плече спутника, а он бережно поддерживает ее. Нет, я бы не стал тут звать милиционера, как хотите!

Есть правила вежливости. Они отражают общую культуру поведения человека в обществе. Их главное требование — взаимоуважение людей. А есть еще и назойливые условности, которые отягчают общение людей, мешают жить, путаются у нас в ногах. Мы за такое поведение, за такие манеры, в которых проявляется общая внутренняя культура человека. Мы за не стесняющие, но свойственные всем здравомыслящим людям разумные и обязательные правила приличия. Но мы против ложных, придирчивых условностей. Они лишь обременяют человека и вовсе не содействуют его правильному воспитанию, развитию верных представлений о прекрасном.

Представьте себе на секунду (прошу вас, на секунду, не более!), что эта глава начиналась бы так:

«Радостная весть как молния облетела все уголки швейной фабрики э 4. Бригада закройщицы Федориной, самоотверженно работая в обстановке огромного трудового подъема и высокого творческого энтузиазма, добилась выдающегося успеха, пошив в процессе напряженного предпраздничного соцсоревнования сверх установленной программы 50 распашонок для фабричных детских яслей…»

— Эк его понесло! Заблаговестил… Бухает из пушки по воробьям. А еще берется писать о хорошем вкусе, — в сердцах сказали бы вы и уж вряд ли бы читали книгу мою дальше.

Но не спешите, махнув рукой и высказав в мой адрес слова, которые не всегда лезут в печатную строку, закрывать книгу.

…Погодите! Это шутка… С известным умыслом я нарочно начал главу эдаким велеречивым сообщением. Разумеется, я несколько сгустил краски.

Но, ей-же богу, только немного! В самом деле, разве не приходится нам встречать кое-где еще в газетах, слышать иногда с трибуны, а подчас — увы! — и в радиопередачах вот такие, не в меру ложно патетические, раздутые словеса?! Они, я уверяю, вместо того чтобы порадовать людей простым деловым сообщением о каких-то пусть скромных, но жизненно важных делах наших, вызывают раздражение или скучный зевок у читателя и слушателя.

Вот я и позволил себе продолжить давно уже начатый разговор о том, что у нас иной раз в силу дурной казенной привычки, из-за отсутствия вкуса к верному слову пускают в ход слишком громкие слова по поводу вещей, о которых следовало бы говорить скромно, без крика is звона. Еще великий композитор Гуно как-то очень хорошо сказал, что добро не делает шума, а шум не делает добра. То есть, настоящие, хорошие, добрые люди не нуждаются в излишней шумихе. А крикливая сенсация не приведет к добру.

Мне уже приходилось писать, что такие тирады, как «в обстановке неслыханного подъема», «с огромным энтузиазмом», и некоторые другие, часто механически и не к месту повторяемые, несоразмеряемыз с поводом для произношения их, стираются в своем звучании, утрачивают свой глубокий первоначальный смысл, становятся недопустимо ходовыми: для них уже у стенографисток имеются заготовленные знаки — один на целую фразу… Подобного рода готовенькие, обкатанные фразы, вписанные в шпаргалки, без которых не обходятся иные лекторы, агитаторы, так же засоряют наш прекрасный русский язык, как и лихие обороты речи, на которые так падки некоторые наши молодые люди.

Так будет уместно напомнить, что культуре языка, смысловому качеству и эмоциональному полнозвучию разговорной речи вредит как один, так и другой шаблон.

С одной стороны — «слоаа-дистрофики», оторвавшиеся от корня, иссушенные применением их не по существу, обескровленные тем, что они не питаются ни мыслью, ни искренним чувством. С другой — изуродованные «слова-калеки» — жаргонные, вызывающе простецкие, лихо вывихнутые вульгарные словечки, которыми кокетничают те, кто полагает, будто этим они ведут борьбу с казенщиной. Ложно красивые словеса и залихватские словечки проникают в язык через разные «двери», но одинаково портят, засоряют и мертвят живую речь.

И словеса и словечки эти несоразмерны с тем истинным смыслом, который предназначено выразить ими. Нескромная манера речи часто входит уже и в языковый обиход.

Особенно злоупотребляют этим в быту молодые люди, полагающие, что им за словом в карман лезть не приходится и, чем хлеще слово соскочит с языка, тем оно покажется умнее и оригинальнее. То и дело слышишь из уст этих бравых словорубов: «Мне дико некогда», «Я хочу безумно есть», «Потрясающая погода» (да еше иногда для шика:

«Пстрясная погодка»), «Время провели колоссально!», «Гуляли мы исключительно», «Танцевать с ней-абсолютно гениально!»…

Я уже не говорю о том, что многие из этих речений с легкое руки, а вернее, с легкой мысли пустомель ставшие ходовыми, грубо нарушают правила грамматики. Они должны были бы просто как кость застревать в горле у мало-мальски культурного человека. Но пока что они звучат и вязнут у нас в ушах чаще, чем в горле тех, кто любит порезвиться эдакими «колоссальными», «исключительными», «потрясающими» и «гениальными» тирадами.

Бывает, что и речь совсем не плохих, толково думающих, работящих и как будто тянущихся к культуре девушек и юношей уснащается выражениями, в которых слышится то блатной «код» уголовников, то бравада дешевого, чуждого нашей молодежи снобизма. Встречаются такие, что и слова в простоте не скажут. Только и слышишь от них: «чудик», «шмакодявка», «приветик», «законно», «железно», «хана». Компанию своих товарищей такие ухари называют «кодлой», привлекательную девушку — «кадришкой», принадлежности костюма — «шмотками».